Дитер Болен - За кулисами

Потом, когда все суперзвезды гуськом, словно утята, появились на сцене, публика наградила Александра и компанию аплодисментами. Но вышел Даниель, и — барабанная дробь, «Виват! Виват! Виват!». И плакаты: «Даниель, сделай мне ребенка!»

Иногда игра Даниеля с полами — очки от Нана Москурии прическа, уложенная, как у Дагмар Бергхоф — приводила к причудливой путанице.

Однажды нас втроем с суперзвездой Грасией пригласили на телепередачуРТЛ «Десять волнующих событий столетия». Другие гости: топ–модель Гейди Клум, Зепп Мейер, Петер Устинов и сэр Боб Гелдоф. Этот последний должен был трепаться о своей истории 1985 года «искусственное осеменение в прямом эфире».

Гелдоф, шаркая, вышел на сцену — самые отвратительные ногти, которые я когда–либо видел, и такие волосы, будто в них уже копошились червяки. Сперва он поцеловал Грасию, потому что увидел: Ага, сиськи! Женщина! Поцеловать! А потом увидел Даниеля и, наверное, подумал: Ага, длинные волосы! Девушка! Тоже поцеловать! И от души стиснул его.

(Причем, я должен признаться: когда мы с Даниелем приветствуем друг друга, мы тоже обнимаемся. Однажды я даже поцеловал его в щеку — по ошибке. Но по–моему, ничего ужасного. И, кроме того, если Бобу Гелдофу позволено целовать Даниеля, то и мне тоже).

Тот, кто сейчас думает: «Ага, вот теперь я раскусил этого Даниеля!» — тот сильно заблуждается. Даниель заботится не только о шоу и собственной непохожести на других. Когда он разодет ярко, что твоя канарейка, это в точности соответствует его идеалу красоты. В этом он крайне тщеславен и очень раним:

Несколько недель спустя после завершения проекта «суперзвезда» Даниель с Эстефанией отправился в кино на гамбургский Гусиный рынок. Даниель и Эcтeфaния отлично понимают друг друга, почти как женщина понимает женщину, он относится к ней с большим уважением. Она тоже обожает его, он будит в ней материнские инстинкты. Они оба как раз собирались купить билеты на «Гуд Бай, Ленин».

«Эй, ты, педик, вали отсюда! А то мы от тебя мокрого места не останется!» — заорали на все фойе какие–то мачо турецкого происхождения.

«О, ты же из «Суперзвезд»! Ты не мог бы дать на автограф?» — похлопали Даниеля по плечу темноволосые девушки. Очевидно, подружки крикунов.

«Черт возьми, отвалите от меня!» — закричал Даниель, вне себя от злости. Он был глубоко задет и ушел из кино без автографов, без «Гуд Бай, Ленин».

Конечно, такие вещи — только цветочки. Я почувствовал, что дело дрянь. Я же помню, как было дело с Toмacом Андерсом и Модерн Токинг. Когда Toмac шел по улице, ему вслед неслось дерьмо: «Эй, ты, педик в помаде! Скотина! Сейчас в морду получишь, паршивая девка!»

В результате Toмac перестал по доброй воле выходить на улицу. А Даниель, который до чертиков обожает носить шотландские юбочки и веселые полосатые свитера, который носит косметичку с духами и кремами, как у Виктории Бэкхэм, он, конечно, разозлил этих мачо.

Единственное, что не устраивает Даниеля в его внешности, так это его собственные ушки (причем я думаю, это очень милые ушки. Такие, хлоп–хлоп, чуть–чуть оттопыренные).

«Скажи–ка, Дитер», — спросил он, — «ты на моем месте стал бы менять свои уши?»

«Ну, я не знаю», — ответил я, — «по–моему, они совсем недурны. Но если хочешь — это стоит тысячу пятьсот евро. И я тебя уверяю, что мы сможем найти спонсора. Эдакое www . osterhasen . de…»

Причем, над такими шутками Даниель не умеет смеяться. «Как ты собираешься это сделать?» — ответил он неуверенно. У меня уже стало дурной привычкой, при телефонных разговорах постоянно напевать в трубку: «О, Данни, мальчик, как–у–моего-Данни–сегодня–дела?»

Помимо честолюбия и ранимости, Даниеля отличает еще одна особенность: ум.

Каждое маленькое ничтожество из музыкального бизнеса, которое способно затри года написать один сингл для севера Мексики, держит по крайней мередвадцать пять адвокатов и трех менеджеров. Это проклятие нашего бизнеса. И вот причина того, почему многообещающие начинания рушатся на первом шагу: слишком много людей барахтается в одной и той же каше. Но Даниель Кюбльбек не таков.

«Послушай–ка, Даниель», — объяснял я ему однажды, — «когда твоя фирма звукозаписи выпустит альбом твоего второго сингла, это будет очень неприятно для тебя. Потому что у этого сингла не будет ни единого шанса достичь первого места в чартах. Ведь если у всех уже есть целый альбом, кто станет после этого покупать одну–единственную песню?»

«Ага! Так–так! Мммм–ммм!» — издал Даниель.

И он, семнадцатилетний, сам стал вести все дела с BMG — вместе их возраст составляет полтора столетия — и выбросил на помойку всю маркетинговую стратегию: «Значит так», — сказал он, — «все будет делаться так, как я себе это представляю! Сначала сингл, потом альбом. А вы хоть на голову станьте».

«Конечно! Никаких проблем! Будет исполнено!» — кричали все и кланялись так низко, что позвонки трещали.

Я не был сильно удивлен. Днем раньше я созвонился с главным директором BMG в Берлине, моим другом Энди Зеленейтом. Мы основательно поцапались.

«Нет–нет!» — ответил Энди, — «Так, а не иначе! Сперва альбом, потом сингл!» И на все мои аргументы типа: «Но это же идиотизм!» шипел, как раскаленная плита, если облить ее холодной водой.

Даниель инстинктивно определил обстановку и умно сыграл на своем имидже: непредсказуемый тип. И если мы сейчас не скажем ему «Да», то все наши договора полетят коту под хвост. Тогда он скажет: «Поцелуйте меня в зад!» и вернется в свое отделение по уходу за детьми. Таково было мнение большинства.

Сравните: через неделю я доложил победителю «Суперстар» Алексу то же самое: «Та–ра–рам! Ля–ля–ля! Сначала первый сингл, потом альбом, Алекс, все остальное — смерти подобно!»

«Да, здорово, Дитер, спасибо за совет!» — сказал Алекс, — «Мой менеджер позаботится об этом!»

И что же? Сперва появился альбом. Сингл, появившийся позднее, едва достиг девятого места.

«Никакой пользы от менеджеров Александра!» — Даниель долго еще не мог успокоиться, — «Они только вредят ему! Они просто халтурщики!»

Ведь при всем своем честолюбии и уме Даниель не был эгоистом, у него присутствовало ярко выраженное стремление помочь ближнему (в том, что касалось Александра, к синдрому помощника прибавлялась капелька влюбленности). С самого начала между ними обоими возобладала симпатия. Даниель чувствовал себя мамой Алекса, хотя тот был старше его на два года. «Этот Александр, он не может жить один. Я должен быть с ним. Я должен помогать ему!» — объяснял он мне снова и снова. Еще он любил делать подарки Алексу.

Даже свою собственную карьеру он отодвинул на задний план ради Алекса. Если речь шла о дате выхода его собственного сингла, он спрашивал: «Скажи, мы действительно сможем выпустить наш сингл в такой–то день? Или это может повредить пластинке Александра?»