Array Коллектив авторов - Ваш Андрей Петров. Композитор в воспоминаниях современников

Но в то же время официально он никогда не позволял себе сказать: «Это плохо… Это не годится… Это не то». Он исходил из другого постулата. «В нашем Союзе, – говорил он, – состоят только талантливые и очень талантливые композиторы». Такая уж у него была установка.

Доза удовольствия: сигарета после работы, под чашечку кофе. На даче. 2005

Причем в последние годы это стало выливаться, быть может, даже в некоторую крайность. Раньше на заседаниях творческих секций Союза композиторов новые сочинения горячо и нелицеприятно обсуждались. Случалось, их резко критиковали, а бывало – правда, реже, – и хвалили. Но в начале 1990-х этот принцип как-то незаметно сдал позиции. Четыре ведущие секции трансформировались в одиннадцать секций и ассоциаций, и атмосфера большинства из них стала чересчур комплиментарной. Но Андрей Павлович считал, что в нашем деле нет пророков и ярлыки навешивать не надо. Жизнь сама все поставит на место. Может быть, он был прав, а может быть, и нет. Во всяком случае, отрицательных оценок он не давал никогда.

Многие композиторы были ему близки. Некоторые – особенно. Он очень любил Бориса Тищенко, Валерия Гаврилина. Ценил Александра Кнайфеля. Более сдержанно относился к музыке Сергея Слонимского, хотя и отдавал дань его мастерству и таланту. И Слонимский это чувствовал. Между ними было какое-то недопонимание. Вместе с тем уже после кончины Петрова я как-то поинтересовался у Сергея Михайловича объемом его новой симфонии. И он ответил: «Ну, ваш шеф ведь говорил, что больше двадцати минут сегодняшняя публика академическую музыку воспринимать не в состоянии. Вот я и следую его завету». И, быть может, в этом шутливом ответе Слонимского была не только шутка. Во всяком случае, все его последние симфонии длятся не более 25 минут. И никаких проблем с восприятием – легко, доступно, а мне так даже иногда и «голодно»…

Однако формула «все хорошо» отнюдь не означала, что у Петрова не было своего мнения по поводу сочинений его коллег. Когда Большой театр привез в Санкт-Петербург нашумевшую оперу Леонида Десятникова «Дети Розенталя», оценки разошлись. К примеру, заместителю Петрова – Григорию Корчмару – опера очень понравилась: его пленило множество аллюзий и реминисценций. Я же пыхтел от возмущения, хотя Десятникова люблю – талантливейший композитор, – но в этой опере он был мне неинтересен. И Петрову не понравилось. Он улыбнулся и сказал: «Московские понты!» Вот так – не музыкально, а эмоционально – Петров обозначил свое отношение к этой опере.

Очень много мне рассказывал Петров о Хренникове – о том, как Тихон Николаевич, глава Союза композиторов СССР, учил его, молодого председателя Союза ленинградских композиторов, азам руководства. Пересказать все это трудно, но один из характерных эпизодов описать попробую.

Звонит Хренников из Москвы: «Андрей, такого-то числа секретариат. У нас один тут сотворил такое! Будем гнать его из партии и из Союза. Каленым железом будем выжигать. Обязательно приезжай!» Петров кладет трубку, нервничает: как быть, как вести себя на том секретариате? Проходит некоторое время, и уже Петров звонит Хренникову с вопросом: состоится ли секретариат в назначенное время? В ответ же слышит: «А, ты про этого? Каленым железом! Но мы тут решили на месяц перенести. Приезжай обязательно!» Через месяц Хренников вновь поминает «каленое железо», но говорит, что должен срочно лечь в больницу. Секретариат вновь переносится. Проходит еще месяц, все утихает, вопрос спускается на тормозах. Вот так (или примерно так) Хренников уходил от острых решений, оберегая тем самым своих коллег, хотя на него и давили сверху.

Андрей Павлович, по его словам, далеко не сразу, но тоже овладел этим искусством и стал настоящим асом на своем посту. К примеру, наш Союз композиторов – единственный творческий союз в стране, которому удалось полностью сохранить свое имущество. Когда все вокруг распродавалось и разворовывалось, петербургские композиторы сумели сберечь и Музфонд, и Дом творчества в Репине, и свой Дом на Большой Морской. И в этом немалая заслуга Петрова.

К счастью, Андрей Павлович был консерватором, и на новые, подчас сомнительные веяния не сразу откликался. Он говорил: «Спокойно! Надо все обдумать, взвесить, и не торопиться». Чудовищная нищета тех лет провоцировала продать и то, и это, чтобы как-то выжить. Но Петров от таких решений умело уходил. Виртуозно сохраняя прекрасные отношения с властями, он в нужный момент обращался к ним за помощью. И власти, заслуженно любившие его и в прежние, и в новые времена, как правило, в помощи не отказывали.

Во всех внутренних конфликтах, которые – что тут скрывать – хоть и не часто, но случались, Петров умел и твердость проявить, и показать характер. В начале 1990-х группа молодежи вдруг решила найти себе нового лидера и сменить власть в Союзе композиторов. Конечно, ничего у них не получилось – Петров с соратниками сумели удержать бразды правления. Но переживал Андрей Павлович страшно. И, тем не менее, сохранил самообладание, проявил себя умелым стратегом, никогда не опускаясь до сведения счетов.

Вообще Петров был «тихарильщиком» и открывался крайне редко. Умел отмалчиваться и как бы не слышать вопросов. Бывало, не поймешь, о чем он думает. Мы с Григорием Корчмаром научились понимать его по еле уловимым нюансам. Петров прошел такую школу общения с властями, с коллегами, друзьями и недругами, что никогда не выказывал своих чувств открыто. Меня же за излишнюю открытость ругал часто: «Ну к чему, Борис, такая эмоциональность?! Мы все равно сделаем так, как надо. И нечего вскипать! Нечего на чью-то глупость или обидные слова реагировать. Каждому свойственно ошибаться. Вам тоже. Если вы даже сто раз правы, не надо показывать это сразу…»

Правда, и хвалил нередко. Он считал, например, что мне нет равных в составлении различных писем, документов, справок. «Вам надо бы открыть свою консалтинговую контору и назвать ее „Даю советы“, – говорил Петров. – Тогда вы стали бы миллионером». Сам же Андрей Павлович писать бумаги очень не любил и всячески старался уйти от этого неблагодарного занятия.

После кончины Петрова мы все действительно осиротели. И были очень испуганы – не знали, как быть и что делать. Но главное – всем нам хотелось сохранить тот дух и стиль Союза, которые были заложены Петровым и тщательно им охранялись. Удалось ли это нам – жизнь покажет. По крайней мере, мы стремимся к этому и стараемся, чтобы ничего не поменялось, не сломалось, не пропало.

Когда он был жив, мы знали: случись что, Андрей Павлович найдет выход. К примеру, спонсоры его просто обожали. А когда его не стало, многие из них сказали мне: «Знаем, ты – хороший парень. Но ты ведь не Петров!» И мы лишились нескольких финансовых источников. К счастью, нас поддержала Валентина Ивановна Матвиенко – выделила из резервного фонда средства на ремонт электрики, на два новых концертных рояля. Жаль, Андрей Павлович их не увидел. Он так мечтал о новых инструментах, но просить деньги стеснялся.