Юлий Буркин - Осколки неба, или Подлинная история The Beatles

Ринго огляделся. И обнаружил, что все с любопытством ожидают его ответа.

– Да бросьте, – смутился он. – Я такой же, как и все. Просто… – И тут он процитировал фразу, которую учил уже несколько дней: – …для каждого индивидуума приемлем лишь э-э… исконно субъективный алгоритм сублимации, м-м… чувственных идей…

Музыканты переглянулись.

– Ну вот и я о том же… – озадаченно протянул Ти Брайен.

Когда маленькому Ричарду Старки исполнилось три года, его родители разошлись. Ричи, услышав это слово, решил, что папа с мамой шли навстречу друг другу, но почему-то не встретились.

– Папа заблудился? – спрашивал он у матери.

– Наверное, – соглашалась миссис Элси.

– Ему холодно и одиноко?

– Не уверена, – отвечала мать, мягко уходя от дальнейшего обсуждения этой щекотливой темы. Но Ричи принимался за новую, не менее для нее болезненную:

– А почему у меня нет ни сестренок, ни братишек?

– Об этом ты когда-нибудь спросишь у папы.

– Когда я стану папой, у меня будет целая куча братьев и сестер! И двоюродных, и троюродных!

– Ладно, «папа». Спи, – говорила миссис Элси. – Давай-ка я лучше расскажу тебе сказку…

– Про бабушку?

Сказка про бабушку матери изрядно поднадоела, но повторять ее приходилось вновь и вновь:

– Далеко, далеко, кварталах в трех отсюда, живет твоя бабушка. На самом деле она – принцесса. Но никто об этом не знает. Вокруг ее дворца раскинулась прекрасная дубовая роща, окруженная высокой железной оградой, огнем сверкающей на закате. В роще живут птички и белочки, они грызут орешки и поют песенки.

– Птички грызут, а белочки поют?

– Да, – согласилась мать, решив, что так даже интереснее. – И танцуют менуэт.

– А собачка у нее есть?

– Ну конечно. У собачки есть свой отдельный домик с ванночкой и туалетом, несколько больших комнат, гостиная с прекрасной мебелью и телевизор…

– Хочу к бабушке, – заявил Ричи. – Хочу быть собачкой.

Когда ему исполнилось десять, он отыскал свою сказочную бабушку. Оказалось, она живет совсем недалеко, в том же, что и он, районе Дингл, самом грязном в Ливерпуле. И она была так же катастрофически бедна, как и все прочие его родственники.

Зато ее «дедушка-принц», оказавшийся портовым докером, очень подружился с мальчиком.

Это был настоящий пролетарий. Он пролетал во всех своих делах. Он был чудаком и большим оригиналом. Он был абсолютно необразован, но, чтобы это не бросалось в глаза, всякий раз вставлял в свою речь очередное «умное» словечко, услышанное по радио.

– Ну и молодежь сейчас, Ричард, – говаривал он, потягивая дешевое виски. – Одни шовинисты кругом. Все хотят легких денег! А вот я люблю тяжелые – из серебра или из золота. Но не платят. Шовинизм , да и только! А ты в школу не ходишь! – Как всегда неожиданно сменил он тему. – Шовинистом хочешь стать?

– Да я болел, – оправдывался Ринго. (А болел он по три раза в год.)

– Это ты умеешь, – соглашался дед. – А слыхал, сынок, по радио говорили, что, мол, появились еще и эти… как их… антишовинисты, во как! Эти небось еще похлестче будут! Я не выдержал, даже стихотворение про это сочинил.

– Ты что, дедушка, поэт?

– Сам ты – поэт… Поэты все – шовинисты , у них печатные машинки есть. А я – трибун . Слыхал про трибунов ? Так-то. Ну, слушай. – И, сделав большой глоток, дед прочел:

– Ну как?

– Душевно, дед.

– Слушай дальше.

– Да-а. – Ринго восхищенно смотрел на деда. – А я скоро тоже кем-нибудь стану. Вот увидишь, кем-нибудь великим. Например, в оркестре буду играть. Первую скрипку.

– Да ведь ты скрипку-то и в руках не держал!

– Ну и что?! Я уже на барабанах почти научился!

– На барабанах только шовинисты стучат! А первая скрипка – это, брат, совсем другое. Первым, брат, стать непросто. – Он оценивающе оглядел внука и, не найдя ничего великого в его тщедушном теле и носатом лице, сказал сокрушенно, но честно:

– Нет, сынок. Первым – не будешь.

– А вторым?

– Никогда.

– Ну а третьим?

– Ни за что! – разошелся дед и даже ударил кулаком по столу. – Долой шовинизм !

– И что, даже четвертым? – чуть не заплакал Ринго.

– Ну ладно, Бог с тобой. Будешь, – смилостивился дед. – Четвертым – будешь…

– Очнись, Ринго! Где ты опять витаешь?!

Ринго встрепенулся, и его мечтательные голубые глаза стали осмысленными.

– Да так, друзья-приятели, вспомнил кой-чего…

– Штейт ауф! [13] Steh auf! – Вставайте! (нем.) – рявкнул уже изрядно захмелевший Ти Брайен. – Немецкий народ требует песен!

– У друга хозяина сегодня дочь родилась, – пояснил Рори. – И он платит пятнадцать марок за то, чтобы мы исполнили песню «Фогель кляйн, фогель майн» [14] «Vogel Klein, Vogel Mein» – «Птичка маленькая, птичка моя» (нем.) . .

– Это еще что? – испугался Ринго.

– Это значит «Моя маленькая пташка».

– Это тебе не Англия, – влез Лу. – Это у нас птицы летают. А тут, выйдешь на улицу, в небе – фогели. Так и шныряют, туда-сюда…

– На немецком будете петь? – спросил Ринго.

– Само собой! – подтвердил Лу. Он был вторым вокалистом и лез к микрофону при любой возможности.

– Но ведь ты не знаешь немецкого-то.

– А ты глянь на них…

Ринго осмотрелся. Пьяные матросы вповалку валялись на столах и между ними.

– Так что будь спокоен, – заверил Лу. – Фогель будет – аллес гут [15] Все хорошо (нем.) . . Ты только стучи погромче.

Объявив, что в семье у Генриха Обермайера сегодня – прибавление, Лу Уолтерс запел непонятные слова, а Ринго стал молотить так, чтобы никто их не расслышал. Большинство посетителей проснулись и, глядя на сцену мутными глазами, принялись хлопать в ладоши…

Пятнадцать марок «Ураганы» получили. Растроганный Обермайер сказал:

– Это, конечно, не та песня. Но барабанщик у вас – что надо…

Первую ударную установку Ринго купил сам, когда ему исполнилось тринадцать лет. В кредит, за сто фунтов. Правда, первый взнос – половину суммы – сделал за него дед. «Пусть колотит, чертов балбес, раз уж ему так хочется», – сказал он матери Ринго. Но за несколько недель он так достал мать грохотом, что та устроила ему небольшой скандал:

– Ты растешь бездельником! Нигде не работаешь и не учишься! А теперь еще и этот кошмар!

– Не волнуйся, крошка, – как всегда, вступился за него отчим, Гарри. Он работал художником-оформителем и сам увлекался скиффл. – Ричи растет смышленым пареньком.

– Как же, смышленым! Он и читать-то как следует не умеет!