Шенг Схейен - Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда

На самом деле для представителей аристократии существовало лишь два способа продвижения по общественной лестнице и укрепления своего положения в обществе: это служба в армии (как это было в случае с отцом и дедом Дягилева) либо чиновничья карьера. Сергей не был создан для армии, и поэтому решили (вероятно, без долгих обсуждений), что государственная служба подойдет ему гораздо больше. Юридическое образование служило для этого наилучшей основой. Есть основания предположить, что в свои восемнадцать Сергей представлял себя в своей будущей взрослой жизни кем угодно, только не государственным чиновником, но все прочие варианты были столь же мало привлекательны. Государственная служба гарантировала официальный статус, связи, разные привилегии и доход либо, по крайней мере, налоговые льготы. Ее не чурались даже те, кто проявлял склонность к артистической деятельности. Многие композиторы, которыми восхищался Дягилев, такие как Мусоргский, Римский-Корсаков, Кюи, Бородин, в первую очередь состояли на государственных должностях или служили в армии, что не мешало развитию их художественных дарований.

Путешествие, к которому готовились в Богдановском Сергей и Дима, было задумано как последний глоток свободы, вслед за которым юношей ждали первые шаги по пути избранной профессии. Атмосфера, царившая в поместье Философовых, очень напоминала атмосферу в Бикбарде, при этом Богдановское было не просто семейным поместьем. Оно располагалось гораздо ближе к столице, и съезжались туда не только родственники, но и многочисленные друзья, знакомые, коллеги и единомышленники. Друг Дмитрия Александр Бенуа, нередко посещавший Богдановское, оставил яркое описание жизни в этом поместье:

«Веселились же у Философовых часто и по всякому поводу. Собиралась масса народу – старого и молодого; какие-то генералы, адмиралы и сановники засаживались за карты с почтенными дамами; кузены и кузены кузенов (а то и дяди помоложе) тут же дурачились, как малые дети, играли в “маленькие игры”, спорили, разыгрывали шарады. Почти всегда это переходило в танцы, и в таких случаях в самой просторной комнате в квартире, в почтенном, чуть мрачном кабинете члена Государственного совета ставилось пианино (обыкновенно находившееся в Диминой комнате), и я или Валечка лихо разыгрывали наш “салонный репертуар”: вальсы, польки, мазурки, кадрили. Меньше мы любили, когда Анна Павловна заставляла знаменитого адвоката Герарда говорить стихи. Его специальностью был Альфред де Мюссе, но то, как он, не без аффектации, произносил французские слова, вызывало в нас – слушателях – мучительные припадки едва подавляемого смеха» 1.

Внешне Дмитрий был полной противоположностью артистичному, веселому, чувственному и порой грубоватому Дягилеву. Философов был рациональным, флегматичным молодым человеком аналитического склада ума, с саркастической жилкой. Стройный, элегантный, часто болезненный, порой высокомерный, при этом сугубо городской, благородного происхождения. [35] Довольно точную характеристику Д. Философова дает Хаскелл. Приводится по: Haskell. P. 22. Как пишет В. В. Розанов в «Мимолетном», «Рожденный “в праздности и лени”, всегда, “как денди лондонский одет”, он, естественно, стал эстетом, почитал Оскара Уайльда и готов был носить “большой подсолнечник”» 2. Философова отличала любовь к литературе, он признавал за собой писательский дар. Несомненно, общаясь с Философовым, Дягилев многое узнал о литературе. Тому, в свою очередь, очень помогала музыкальная эрудиция Дягилева. Сергей черпал у Дмитрия знания в области театра. В старших классах гимназии Философов вел тетрадь, в которую записывал увиденные спектакли. За год до выпускных экзаменов в этой тетради значилось 59 спектаклей, в том числе спектакли Мейнингенского театра, [36] Мейнингенский театр – немецкий театр. Существовал с конца XVIII в. в Мейнингене, столице Саксен-Мейнингенского герцогства. Получил мировую известность в 60–90-х гг. XIX в. (Прим. пер.) приезжавшего на гастроли в Санкт-Петербург в 1885 и в 1890 годах и оказавшего столь заметное влияние на Станиславского.

Двоюродные братья сразу нашли общий язык. «Большую часть времени провожу с Димой, – писал Дягилев мачехе. – Много болтаем, он очень умный и интересный. Мы с ним во многих вещах сходимся» 3. Философов с Дягилевым стали любовниками, но, когда в точности это произошло, неизвестно, скорее всего, уже после их поездки. [37] То, что Дягилев с Философовым были любовниками, всеми принимается безоговорочно, но существует не так уж много источников, которые бы прямо доказывали это. Дягилев всего лишь раз упомянул в разговоре с Игорем Маркевичем о своем романе с Философовым. Приводится по: Buckle , 1979. P. 545. № 33. А. Бенуа тоже лишь однажды обмолвился о том, что взаимоотношения между Философовым и Дягилевым основывались не только на дружбе. Приводится по: Бенуа , 1980. Т. 2. С. 364.

Александр Бенуа дает понять, что Дмитрий уже в гимназии вступал в гомосексуальные отношения с некоторыми из своих соучеников, особенно с будущим художником Константином, или Костей, Сомовым, которому предстояло занять важное место в кругу Дягилева 4. В дальнейшем Дмитрий стал серьезным публицистом и специализировался в основном на философских и литературно-критических вопросах. Его более поздние эссе написаны скрупулезно, без каких-либо смелых выводов – довольно сухие, но всегда продуманные, они были не лишены глубины. Такая сухость и скрупулезность характерна и для ранних его работ, включая дневники, – в отличие от писем Дягилева, всегда эмоциональных, полных грамматических неточностей и гипербол, чуть ли не истерических в своей театральности. В общем, удивительно, как эти два юноши могли сойтись.

Об их совместном путешествии многое известно, поскольку оба оставили о нем обширные свидетельства: Дягилев в переписке с мачехой, Философов – в своем дневнике. Вот как Дмитрий описывает приезд Дягилева в поместье: «В конце июня прибыл Сергей. Шумный, жизнерадостный. Он внес в Богдановское “дягилевский элемент”. Сережа быстро завоевал общие симпатии. Провоцировал маму, и она хохотала до упаду. Сережа сам гоготал, обнажая свои крепкие зубы. Любопытно было отношение папы к Сереже. Он с ним говорил мало, наблюдал. Но каждый раз, когда Сережа гоготал, смеялся сам и говорил: “удивительно милый у него смех”» 5.

Заразительность смеха Дягилева отмечали многие. «Каждый раз, – пишет Бенуа, – когда он смеялся, вся “внутренность” его “пасти” раскрывалась “настежь”. Смеялся же Сережа по каждому поводу» 6. Много лет спустя Жан Кокто сравнил улыбку Дягилева с оскалом «юного крокодила» 7.

По дороге домой в Санкт-Петербург они заехали на могилу Пушкина, что было совсем недалеко от Богдановского. Дягилев «с неподдельным благоговением снял шапку и поклонился ей» 8. В Петербурге они сели на поезд в Варшаву, чтобы оттуда ехать дальше в Вену. Как описал затем в своих записках Дмитрий, в дороге только и делали, что хохотали.