Кит Ричардс - Жизнь

На том этапе нищета казалась законом, чем-то незыблемым. Зима 1962-го стала крутым испытанием. Холодно было – жуть. И Брайану вдруг приходит в голову шикарная идея привлечь своего приятеля Дика, который состоял в территориальной армии [47] Territorial Army – добровольческая часть Британских вооруженных сил, привлекаемая на временной основе. и получал какую-то денежку. Брайан его третировал безжалостно. Мы не возражали, потому что нам от этого тоже перепадало. В карманах-то у всех – полный голяк, хуевой монеты не отыщешь. Дик Хэтрелл – так его звали, родом из Тьюксбери. И Брайан чуть его насмерть не загонял. Он заставлял его таскаться за собой и за все платить. Жесть нечеловеческая. Он мог оставить его ждать снаружи, пока мы ели и расплачивались его деньгами. Даже меня с Миком передергивало, а мы с ним были твари довольно бессердечные. Иногда он допускал его к десерту. В Брайане реально сидела эта жестокая черта. Дик Хэтрелл – старый школьный кореш, а бегал за Брайаном как собачонка. Один раз Брайан запер бедолагу снаружи раздетого, а при этом идет снег, и тот умоляет, а Брайан только заливается, а я не могу подойти к окну – ломает от хохота. Этот парень – как он мог вообще позволить себя загнать в такое положение? Брайан утащил все его шмотки и потом выпер на улицу в одних трусах. В метель! “Какие еще двадцать три фунта? Ничего я тебе не должен, иди на хуй!” Он только что платил за нас весь вечер – мы пировали по-королевски. Ужас, ужас один. Я сказал: “Брайан, блин, это уже беспредел”. Брайан, бессердечная злобная сука. Только еще белесая и низкорослая. Интересно, что потом с этим Хэтреллом случилось. Если он пережил такое, он должен был пережить все что угодно.

Мы могли быть циничными, язвительными и грубыми, смотря по обстоятельствам. Мы ходили в одну местную забегаловку, которую прозвали “Эрни”, потому что там у всех было имя Эрни, по крайней мере так казалось. Скоро “Эрни” превратилось в погоняло для всего. “О господи, Эрни хуев”. Любой, кто считал, что должен выполнять свою работу, и упорно не хотел делать нам одолжения, становился “Эрни хуев”. Эрни был любой трудящийся человек. Думал только об одном, видите ли, – как бы денежку заработать.

Если б меня спросили, за какой трехмесячный период роллинговской истории я хотел бы найти дневник, я бы выбрал этот – момент, когда группа только вынашивалась. И я таки нашел этот дневник, с января по март 1963-го. Настоящим сюрпризом было то, что я вообще как-то фиксировал события в то время. Решающий отрезок истории: и появление Билла Уаймена, точнее, появление его воксовского усилителя с прикрепленным к нему Биллом, и еще как мы старались заарканить Чарли Уоттса. Я даже вел счет деньгам, которые мы зарабатывали на концертах: фунты, шиллинги, пенсы. Часто в дневнике просто стояло “0” – это когда мы играли за пиво на жалких ученических танцульках в конце триместра. Но среди записей также имеются 21 января, Илингский клуб – 0; 22 января, Flamingo – 0; 1 февраля, Red Lion – 1 ф. 10 ш. То есть, ну хоть дали поиграть, и то ладно. Когда есть концерты, жизнь прекрасна. Кто-то взял, позвонил, позвал играть! Ого, ничего себе! Не такие уж, значит, мы и лохи. Ну а в остальное время – привычный быт: магазинное воровство, собирание пивных бутылок, голодуха. Приходилось скидываться, чтобы купить гитарные струны, починить усилитель, заменить лампы. Даже чтоб держаться на нашем жалком уровне, затраты выходили непомерные.

Дневник – карманного формата. Внутри обложки чернилами жирно выведены слова: “Чак”, “Рид”, “Диддли”. Говорит само за себя. Это все, что мы тогда слушали. Только американский блюз: либо ритм-энд-блюз, либо сельский блюз. Кроме сна дома мы проводили каждый день и каждый час у колонок, старясь разобраться, из чего же эти блюзы сделаны. Ты валился на пол от утомления, но гитару из рук не выпускал. В этом был весь смысл. Осваивать инструмент не перестаешь никогда, но на том этапе перед нами вообще было поле непаханое. Чтобы быть гитаристом, нужно было научиться звучать. Конкретно нам нужно было звучать как чикагские блюзмены, как можно ближе, – две гитары, бас, барабаны и фоно. И мы сидели и вслушивались в каждую чессовскую запись, какая только существовала. Да уж, чикагский блюз долбанул нас в самое темечко. Рок-н-ролл – мы тоже на нем выросли, как и все остальные, но сосредоточены мы были на Чикаго. И вообще, пока мы тусовались без всех остальных, мы даже могли притворяться, что мы черные. Мы впитывали музыку, но цвет кожи от этого у нас не поменялся. Кое-кто даже еще больше побледнел. Брайан Джонс был белобрысым челтнемским Элмором Джеймсом. А почему нет? Ты можешь происходить откуда угодно, быть какого угодно цвета. До нас эта истина дошла позже. Хотя, конечно, Челтнем – это перебор; блюзмены из Челтнема – их вообще-то не густо. А еще у нас не было желания зарабатывать. Мы презирали деньги, презирали чистоплотность, мы просто хотели быть черными сукиными детьми. К счастью, нас вовремя вынесло. Но мы прошли и через эту школу, мы зародились из этой грязи.

Тогда же в моей жизни начались занятия волшебным искусством двухгитарного плетения. Тебе открывается, как много ты можешь, когда играешь на гитаре с кем-нибудь вдвоем, и то, на что вы способны вместе, – еще на порядок больше. Потом ты добавляешь и других музыкантов. В этом есть что-то приятно обволакивающее и возвышающее – находиться в компании людей, которые заняты совместным музицированием. Сказочный маленький мир, который неуязвим для окружающего. Настоящее коллективное творчество, один за всех и все за одного, и все ради единой цели, и до поры до времени никаких ложек дегтя. Дирижера тоже нет, все по твоему разумению. В общем-то, это обыкновенный джаз – выдаю великую тайну. Рок-н-ролл – это всего лишь джаз с жесткой слабой долей.

Джимми Рид был для нас большой образец. Та же самая двухгитарная тема. Посмотреть со стороны – какая-то тупая долбежка, но это пока не врубился. А еще ведь у Джимми Рида было где-то двадцать биллбордовских хитов – и каждый раз практически одна и та же песня. Всего два темпа, один или другой. Но он понимал магию однообразия и то, как, из него может рождаться гипнотическая пульсация, что-то вроде транса. Брайан и я – мы погружались в это с головой. Мы тратили любое свободное время на то, чтобы добыть из своих гитар джиммиридовский звук.

Джимми Рид бухал не переставая. Был один знаменитый случай, когда он уже, скажем, на час сорок пять опаздывает на концерт, наконец его выводят на сцену, и он говорит: “Эта песня называется Baby What You Want Me to Do? ” – после чего заблевывает два первых ряда. Наверное, не единственный случай. Он вечно возил с собой жену, которая шептала ему в ухо слова песен. Иногда это даже можно услышать на записях – Going up… going down [48] “Хожу туда… хожу сюда” – слова из песни Baby What You Want Me to Do? , – но с пользой для дела. Его всегда любили на Юге черные, и иногда во всем остальном мире. Это была музыка малыми средствами, и мы не могли оторваться.