Марк Бомон - Muse. Electrify my life. Биография хедлайнеров британского рока

Какими они были в студии?

Это было еще до того, как они начали по-настоящему гастролировать, так что с технической точки зрения у них были определенные пробелы. Они очень вдохновляли. Когда я ехал домой после записи Unintended, судя по всему, это было довольно давно, потому что я слушал эту песню в машине на кассете. Как раз вставало солнце, и, помню, я подумал: «Если другим это не понравится, то я в самом деле не понимаю, чем занимаюсь». Я всегда считал это произведение очень трогательным и до сих пор считаю, это совершенно гениально. Весь этот опыт очень воодушевляет, когда видишь, что ты действительно делаешь что-то, что на голову превосходит всех остальных, и у него есть шансы на успех. Весь этот опыт был великолепен. Мы немало экспериментировали, пробовали разные вещи, в музыкальном плане мы были очень близки. Я даже спел на некоторых песнях и попытался заинтересовать Мэтта в инструментах, которые, может быть, не слишком его привлекали. Пару лет у нас были в студии хорошие, близкие отношения. С ними было очень легко, потому что у нас было нечто общее, хотя не обошлось и без определенного напряжения.

Вы наблюдали за их развитием?

В первые дни я увидел прогресс, характерный для групп, которые попадают в какое-нибудь место вроде «Сомиллс», хотя до этого еще ни разу ничего по-настоящему не записывали. Ты записываешь что-нибудь с настоящим инженером и продюсером в настоящей студии, потом приносишь запись домой и думаешь: «Что за дерьмо!» Это в самом деле открывает глаза. Так что я на самом деле заметил реальный прогресс. Впрочем, ничто не может заменить гастролей. Когда они вернулись из своего первого настоящего турне, они уже были совершенно другой группой, особенно в плане ритм-секции.

И случилось так, что в 1998 году рок перестал быть крутым. Широко освещаемая прессой гонка за лидерство в чартах 1995 года между Blur и Oasis стала фанфарами, предвещавшими катастрофический творческий спад обеих групп (хотя у Oasis кризис наступил лишь в 1997-м, после очень популярного, но переполненного кокаином Be Here Now ), инди-сцена почувствовала себя обманутой, и брит-поп пошел на спад. Веселые песни Sleeper, Echobelly и Space начали действовать на нервы слушателям; даже признанные критиками альбомы, заслуживающие эпитета «классика пост-брит-попа» – C’Mon Kids The Boo Radleys, Drawn To The Deep End Gene, Coming Up Suede, This Is Hardcore Pulp, – не оправдали ожиданий по продажам и чартам времен пика гитарной поп-музыки середины девяностых, и все эти группы пошли на спад и в конце концов потеряли свои контракты с лейблами. Словно бальзам на душу, составы лейблов и чарты оказались переполнены одобренными Oasis группами «рока для папаш» вроде Hurricane No. 1, Stereophonics, The Seahorses и Kula Shaker, коллективами, которые носили прически и штаны музыкантов-альтернативщиков, но вот сама их музыка не была ничему альтернативой. Даже Travis, которые в 1998 году были громкими рокерами «с яйцами», осознали свою ошибку и в 1999 году выпустили альбом-размазню The Man Who .

В общем, деятели музыкальной индустрии, собравшиеся в 1998 году в Манчестере на музыкальную конференцию In The City [34] Конференция проходит ежегодно с 1992 года; ее основателем стал ныне, к сожалению, покойный Тони Уилсон из Factory Records. , не хотели рисковать, но при этом не были уверены, что делать дальше. Британская музыка переживала застой, и начинали ощущаться первые последствия интернет-революции, позволившей слушателям скачивать музыку из сети. A&R-щикам, менеджерам, руководителям лейблов, журналистам и пиарщикам было очевидно, что нужно искать свежее, интересное направление для британского рока, но они даже не представляли, какую форму оно должно иметь. Молодежи нравились квазипрогрессивные эксцентричные честерские рокеры Mansun, а также мрачные, двусмысленные извращения Placebo, но никакой четко определенной сцены вокруг них не было.

Музыкальная пресса в то время поддерживала грязные, шумные коллективы вроде Campag Velocet, Tiger и The Lo-Fidelity Allstars, продавших на троих примерно пятнадцать пластинок. В терминах альтернативной музыки единственным успешным альбомом, получившим несомненное всеобщее международное признание за последние пару лет, был OK Computer Radiohead, отрешенная, холодная работа, на удивление непохожая на последние 20 лет рок-музыки, пульсирующая от предмиллениальной скуки и технологического бесправия. То был музыкальный эквивалент неуклюжего ботаника-одиночки, который когда-то слушал хард-рок, но потом узнал о компьютерах и в семнадцать лет заработал на интернет-буме свой первый миллион. В идеале деятели индустрии хотели съехаться на ITC1998 и услышать, что все 500 приглашенных групп выпускают похожие альбомы, хотя, конечно же, студийные хитрости, использованные на OK Computer , были совершенно недоступны для среднестатистической группы из Линкольна, у которой в распоряжении только гараж и четырехдорожечный пульт. В общем, вероятность этого была даже меньше, чем если бы все пятьсот групп состояли из хорьков, играющих скиффл на ксилофонах.

В очереди в манчестерский «Мидленд-отель» было много влиятельных людей. Они хотели, чтобы их озарило «Нечто новое», но они не понимали, каким это «Нечто новое» может быть.

«Нечто новое» прибыло в гостиницу «Манчестер-Краун-Плаза» сентябрьским утром, вообще не представляя и не задумываясь о том, в каком состоянии находится британский музыкальный бизнес. Следуя совету Сафты Джеффери и Денниса Смита, Muse провели весну и лето 1998 года, не вылезая из своего ограниченного Девоном мирка, играя в невзрачных гостиничных барах и университетских столовых в Торки, Эшбертоне, Эксетере и Плимуте. Отошли от этого принципа они лишь дважды: в феврале они отправились в далекое путешествие на родину Мэтта, в Кембридж, чтобы добиться благосклонности тамошних фанатов, а в апреле устроили показательный концерт для заинтересованных лейблов в лондонском клубе «Уотер-Рэтс» (впрочем, после концерта никто дальнейшего интереса не проявил). На тот момент самым ярким событием года – не считая в основном незамеченного прессой выхода The Muse EP, – стало участие в плимутском фестивале Soundwaves в августе; на сцене, стоявшей на набережной, Muse довольно сильно нервничали, устроив премьеру новой песни Hate This And I’ll Love You. Мэтт настолько разозлился из-за поломки новой педали, которую он решил попробовать – Pro Co Rat, – что минут пять пинками гонял ее по сцене туда-сюда.

Несмотря на незасвеченность, Джеффери подал The Muse EP на отборочную комиссию In The City, надеясь, что группу заметят в рамках конкурса In The City: Live Unsigned. ITC и сам по себе был главной возможностью для новых британских групп заявить о себе перед всеми значительными лицами музыкальной индустрии, собравшимися в одном месте (многие знаменитые рок-группы, в частности Oasis, Idlewild, Catatonia и Stereophonics, выступали там в прошлые годы), но конкурс групп без контрактов привлек немалое внимание A&R-щиков после того, как в одном из первых финалов Kula Shaker соперничали с Placebo; и те и другие добились немалого успеха в мейнстриме. В общем и целом In The City больше всего напоминает муравейник, по которому среди 50 манчестерских заведений, где проходят концерты разнообразных групп, беспорядочно мечутся A&R-щики, агенты, менеджеры и музыкальные журналисты; каждый преследует какие-то цели или хочет проверить слухи, услышанные во время дневных конференций или прошлой ночью в соседней кабинке туалета бара «Мидленд» (в которой почему-то было слишком много народу). Однако на финал конкурса In The City: Live Unsigned собираются абсолютно все делегаты.