Владимир Гриньков - Исчезнувшие без следа

– Я не отниму у вас слишком много времени, – сказал Дружинин.

Заведующая с готовностью кивнула. Наверное, она так и не поняла, кто перед ней, и на всякий случай приготовилась к худшему. Дружинин решил пока ее не разубеждать.

– Вы давно здесь работаете? – осведомился он.

– Восемнадцать лет.

– И все восемнадцать – заведующей?

– Нет, конечно. Сначала воспитателем, затем завучем и только уж потом…

– Понятно, – сказал Дружинин.

Восемнадцать лет работы в этом детдоме – как раз то, что нужно. Наверняка она еще помнит Крамаренко.

– Беспокойная работа, да? – спросил Дружинин.

– Работа как работа. Если любишь детей – тогда и не в тягость. Они ведь становятся как свои, родные. У вас есть дети?

– Нет.

Заведующая посмотрела на него почти сочувственно, но в глазах читалась настороженность – что за гость такой странный, с какого боку к нему подойти и чего вообще можно от него ожидать.

– Меня интересует Саша Крамаренко, ваш воспитанник.

– Крамаренко? – нахмурилась, вспоминая, заведующая. – Нет у нас такого.

– Конечно, нет, – подтвердил Дружинин. – Он взрослый уже. А вырос в вашем детдоме.

– Возможно.

– Вы не помните такой фамилии?

– Если честно – нет. Когда он здесь воспитывался?

– Лет семь или восемь назад. Нет, скорее десять.

Десять – это уж точно. Десять лет назад Крамаренко был здесь.

– Не помню.

– А кто может помнить?

– Даже не знаю. А что, случилось что-то?

Теперь в ее глазах было явное беспокойство, она пыталась угадать, кем является сидящий перед ней человек.

– Он что-то натворил, да?

– Ничего особенного. Так кто бы мог его помнить?

– Надо точно установить, когда он проживал у нас, тогда найдем воспитателей, кого-нибудь из учителей.

– У вас здесь же и школа?

– Да. Контингент трудный, так что мы решили – пусть учатся здесь, в этих же стенах. Вы позволите, я распоряжусь?

– О чем?

– Чтобы подобрали данные по этому мальчику. Как его фамилия, вы говорите?

– Крамаренко Александр.

Заведующая вызвала завуча. Пока они разговаривали, Дружинин смотрел в окно. Завуч косила в его сторону настороженным взглядом – беспокойство заведующей передалось и ей.

– Это займет минут пять, не больше, – пообещала заведующая, когда завуч ушла. – Так в чем он провинился?

– Ни в чем, – пожал плечами Дружинин.

– Если человек ничем не отличился – им и не интересуются, – сказала мудрая заведующая и вздохнула. – Знаете, что бы с ними ни приключилось, почти всегда сами они виноваты меньше всего.

– Вот как?

– Конечно. Все они – либо сироты, либо покинуты родителями. Обделены едва ли не с рождения. Вот и случаются у них отклонения чаще, чем у их благополучных сверстников.

– Я сам детдомовский, – признался Дружинин.

– Правда? – искренне удивилась заведующая. – В каком детдоме воспитывались?

– В Перми.

– Вспоминается?

– Конечно.

Заведующая заметно повеселела. Теперь она уже не ждала неприятностей.

– У нас скоро обед, – сказала она. – Отобедаете с нами? Заодно посмотрите, чем мы потчуем воспитанников.

– Нет, спасибо. У меня очень мало времени.

Вошла завуч.

– Что там у вас, Лидия Андреевна? – спросила у нее заведующая.

– Не было у нас такого воспитанника.

– Не может быть! – вырвалось у Дружинина. – Ну, не десять лет назад. Может быть, двенадцать. Или восемь.

– Я просмотрела документы за десять лет, год за годом. Крамаренко нет. Да я и сама не помню воспитанника с такой фамилией, если честно.

– А вы давно здесь работаете?

– Четырнадцать лет.

– Так вспомните! – попросил Дружинин, глядя на женщину так, словно хотел ее загипнотизировать. – Крамаренко. Саша. Ваш воспитанник. Однажды, когда он играл в мушкетеров, ему металлическим прутом проткнули вот здесь, – Дружинин показал рукой на себе.

Завуч даже замахала руками:

– Что вы такое говорите! Ни разу у нас подобного не случалось! Чтоб кого-то проткнули прутом! Боже упаси!

– Ну как же, – проявил настойчивость Дружинин. – Ведь было такое, я даже видел фотографию. Вы должны это помнить.

И обернулся за поддержкой к заведующей. Та покачала головой:

– Нет, такое мы бы помнили. Это же настоящее ЧП. Если бы у нас такое случилось – был бы скандал. Наверное, все же он не наш воспитанник, этот Крамаренко.

Дружинин потянулся к телефону. Обе женщины следили за ним внимательно и настороженно.

– Федор Иванович? Это я, Дружинин. Надо проследить, чтобы его не кремировали!

– Кого, Андрей?

– Крамаренко! Он не воспитывался в детском доме в Твери! Здесь вообще не помнят такого человека! Значит, и рана в его груди действительно огнестрельная!

Удалов выглядел уставшим. Сидя в кресле, вытянул ноги и положил их на стул. Дружинин сидел рядом, теребя в руках свернутую трубкой газету.

– С его огнестрельной раной все ясно, Андрей. Он ее получил в «Антитерроре».

– Он же говорил…

– Он это жене своей говорил, Андрей. Чтоб без подробностей и чтоб это ей не показалось слишком страшно – потому и соврал про детдом. Кстати, – вспомнил Удалов, – с этим детдомом какая-то чепуха получается. Я просмотрел бумаги, которые остались после Крамаренко: получается, что он действительно из детдомовских.

– А там о нем даже упоминаний нет. Может, другой какой-то детдом, не тверской?

– В том-то и дело, что тверской. Нестыковочка. Ты понял?

– Пока нет.

– И я, – невесело засмеялся Удалов. – Получается так, что он вроде бы ниоткуда взялся. Вот чудеса.

Он вздохнул.

– Его действительно готовили к кремации. Хорошо еще, мы успели – снимочки сделали, отпечатки пальцев сняли.

– Зачем?

– На всякий случай. Кстати, медэксперты подтвердили, что рана у него в груди огнестрельная. И на щеке – тоже след от пули.

– На щеке? – нахмурился Дружинин, вспоминая.

– Ну помнишь, он еще рассказывал, что он потому и в живых остался, что его ранили в щеку на задании и он из-за этого не полетел в Африку, где вся их группа погибла.

– Да, припоминаю теперь, – пробормотал Дружинин. – Вот бы у его жены про этот след на щеке спросить.

– А-а, брось, Андрей. Он все от нее скрывал, как я понимаю. Немногословный был парень.

Удалов прикрыл глаза.

– Я могу идти, Федор Иванович?

– Иди, Андрей, – ответил Удалов и, помедлив, добавил: – А Шаповал-то подал рапорт об уходе.

– Отпустите? – осведомился Дружинин.

– Не имею права удерживать.

Дружинин вышел из кабинета. Шаповала он разыскал в спортзале.

– Тренируешься? Тебе оно теперь вроде ни к чему.

– Почему? – удивился Шаповал.

– Так ведь уходишь.

– Ухожу, – спокойно подтвердил Шаповал.

– А мне почему не сказал?

– Я тебе говорил.

– Я подумал – ты не всерьез.