Владимир Гриньков - Исчезнувшие без следа

– Андрей! Я могу с тобой поговорить?

Воронцов не сразу понял, что эти слова обращены к нему, некоторое время сидел неподвижно, но Хельга и Шаповал удивленно смотрели на него, и он наконец очнулся. Вдвоем со Смирницким они вышли в коридор. Смирницкий еще не успел ничего сказать, как Воронцов внезапно схватил его за ворот рубашки и прижал к стене.

– Что с ней? – спросил он со злостью и болью. – Что за чепуха? Какая школа? Какие ученики? Что с ней сделали?

– Я не знаю, – пробормотал Смирницкий, лихорадочно пытаясь сообразить, как ему себя вести.

Наверное, такой ответ нисколько не удовлетворил Воронцова, потому что он с силой встряхнул Смирницкого, и тот даже ахнул – он и так почти висел в воздухе, и ему было очень неуютно, а теперь еще стало и больно.

– С ней проделали то же самое, что и со мной? – спросил Воронцов.

– Думаю, да.

– Так сделайте же что-нибудь! Я не могу смотреть на это спокойно! Она как больная, поймите! Я ее знал совсем другой!

– Я ничего не смогу сделать.

Лучше бы Смирницкий этого не говорил. Воронцов зарычал и швырнул его об стену. Если и присутствовал сейчас в квартире безумец – так это был он.

В коридор выбежала Хельга.

– Андрей! – испуганно крикнула она.

Воронцов выпустил из рук Смирницкого – тот мешком упал на пол – и обернулся к «сестре».

– Уйди в комнату, – сказал он внешне спокойно, но его душило бешенство.

Хельга замешкалась, и тогда Воронцов возвысил голос:

– Уйди!

Она попятилась и скрылась за дверью. Смирницкий тоже попытался ускользнуть, но Воронцов не позволил ему этого сделать, опять прижал к стене и заговорил, приблизив свое лицо к нему вплотную:

– Верните мне ее прежнюю. Иначе я за себя не ручаюсь.

– Я не сделаю этого, Саша. Мне запретил Федор Иванович.

Смирницкий надеялся, что это подействует отрезвляюще, но просчитался – для Воронцова Федор Иванович был совсем не такой грозный командир, как для Дружинина.

– Я не знаю, кто вам что запретил. Я хочу вернуть Хельгу. Свою Хельгу!

Воронцов опять встряхнул Смирницкого.

– Хорошо, – сдался тот и прикрыл глаза. – Я попробую. Но ничего не гарантирую.

– Все вы хорошо сказали, – одобрил Воронцов. – Кроме последней фразы.

Шаповала под благовидным предлогом выпроводили из квартиры. Воронцов уходить отказался наотрез и остался в комнате, где Смирницкий с немалым волнением приступил к своим загадочным манипуляциям. Хельга сидела в кресле, спиной к окну, у которого примостился Воронцов.

Смирницкий почти сразу обнаружил схожесть ситуаций: Хельга, как совсем недавно Воронцов, впала в состояние транса, цвет лица изменился, на лбу появилась испарина. Она начала дрожать, Воронцов это заметил и попытался к ней подойти, но Смирницкий остановил его резким раздраженным движением и процедил сквозь зубы:

– У меня в сумке, там, на столе, найдите шприц и ампулы в желтой картонной упаковке.

Через несколько минут, когда он сделал укол, Хельга задышала ровнее.

– Теперь порядок, – пробормотал Смирницкий и шумно вздохнул.

Ему самому сейчас впору было принять успокоительное.

Хельга открыла глаза и долго молча смотрела на стоящего перед ней человека.

– Кто вы? – наконец спросила она.

Ее голос был тих и слаб.

– Меня зовут Игорь Николаевич.

– Что со мной?

– С вами все в порядке, моя милая. Вы меня узнаете?

– Нет.

– Ничего страшного, так и должно быть.

Воронцов неслышно отходил от окна. Он и хотел, чтобы Хельга его увидела, и одновременно боялся этого. Не мог себе представить, что с ним будет, если она его не узнает.

– Где я?

– Это ваша квартира, – ответил Смирницкий.

– Моя квартира?

В бесстрастный до этого голос Хельги добавился оттенок изумления. Она осторожно повернула голову, оглядывая незнакомое ей жилище, и вдруг наткнулась взглядом на Воронцова. Они оба замерли. Воронцову казалось, что сердце его разорвется.

– Саша! – сказала Хельга.

В ее глазах плеснулся восторг узнавания. Воронцов бросился к ней, и они обнялись.

Теперь он видел ее прежнюю. Обнимал – и ощущал каждую клеточку ее тела, такого знакомого и любимого. Будто кто-то сорвал оболочку и Хельга раскрылась – такая, какой была прежде. Воронцов целовал ее лицо, и она безропотно позволяла ему это, оглохнув и ослепнув от внезапно нахлынувшего счастья.

Смирницкий вышел из комнаты, но они этого даже не заметили.

– Все хорошо, Сашенька, – шептала Хельга. – Как давно мы не виделись! Мне кажется – целую вечность.

– Год, – сказал Воронцов.

– Год?

– Я потом тебе все расскажу. Ладно?

Хельга ответила ему счастливой улыбкой. Сейчас ее мало интересовало прошлое, потому что впереди было лучезарное будущее. Так ей представлялось.

– Ты нашел меня, да?

– Да, родная.

– И уже никуда не уедешь?

– Никуда.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Хельга снова улыбнулась. Ее по-прежнему окружала незнакомая обстановка, и она повела вокруг рукой:

– Что это, Саша? Где мы?

– Ты прожила здесь год.

– Неужели?

– Ты ничего не помнишь, Хельга. Но все узнаешь в свое время.

– Хорошо, – засмеялась она. – Но хотя бы скажи, где мы находимся. Это Москва?

– Нет.

Воронцов взял Хельгу на руки и поднес к окну, за которым под по-осеннему серым небом катила свои воды река.

– Это Волга, – сказал Воронцов.

– Ты шутишь! – засмеялась Хельга и прижалась к нему, как маленький ребенок.

– Нисколько.

– Я согласна, пусть будет Волга, – сказала Хельга и поцеловала Воронцова.

Ей сейчас действительно было все равно.

Вошел Смирницкий. Хельга выскользнула из рук Воронцова.

– Все нормально? – осведомился Смирницкий.

– Да, – ответил Воронцов. – Но ей придется все рассказывать, она не помнит ничего.

Подумал и добавил:

– Как и я, впрочем.

В дверь позвонили. Хельга выбежала в коридор.

– Это, наверное, вернулся Шаповал, – нарочито бесстрастным голосом высказал предположение Смирницкий.

Воронцов, к сожалению, осознал это слишком поздно. Он не представлял в подробностях всего, что будет, но, сообразив, что должно было сейчас произойти, пришел в ужас. Он бросился вслед за Хельгой, но было поздно.

Хельга, открыв дверь и увидев перед собой невесть откуда взявшегося Стаса, замерла, но это продолжалось только доли секунды. Стас, который был вовсе не Стас, а Шаповал, не успел ничего сказать, потому что Хельга привычно подпрыгнула и ударом ноги нокаутировала бедного Шаповала. По всем правилам полагалось ударить поверженного противника еще раз – для пущей надежности, – но сделать этого Хельга уже не успела. Налетевший сзади Воронцов сбил ее с ног и прижал к полу, крикнув:

– Не смей его трогать!

Шаповал лежал на лестничной площадке, не подавая никаких признаков жизни. Дверь квартиры напротив приоткрылась, и в узкую щель, образовавшуюся при этом, выглянула испуганная старушка. Воронцов отпустил Хельгу, поднялся с пола и сказал: