Владимир Гриньков - Санитар

В очередной раз из номера выходя, Виталий Викторович дверь прикрыл неплотно. Так торопился, что не закрыл ее и ушел, а Паша, мимо проходя неслышно, уловил обрывок фразы:

– …дела серьезные пошли, Юра…

Голос принадлежал Подбельскому. Паша у косяка остановился и замер. В нем сейчас проснулось почти детское любопытство.

– Может, ты преувеличиваешь? – Это уже Юра басил.

– Куда уж там преувеличивать – киллера подослали.

– Чего хотят от тебя? Подмять?

– Подмять, да. Это моя территория, Юра. Я здесь хозяин. И я об этом знаю, и они об этом знают. И нам не ужиться.

– Они не хотят делиться? Или ты сам не хочешь этого?

– Никто этого не хочет. Предложили мне в долю войти…

– О!

– Да чепуха это все, Юра! Я поторговался для блезиру, даже выторговал себе половину – но все обман, я же вижу. Они еще одного киллера готовят, наверное, и им время нужно.

– Первым ударь! Что ж они, шакалы, на твоей территории…

– Да знаю я это все! Но мне самому времени хоть немного надо. Сейчас затаились все, Хохряков, сволочь…

– Кто такой Хохряков?

– Мэр наш. Как запахло жареным, в тень ушел. Ждет, чья возьмет, с победителем и будет дело иметь. И все они так. И милиция, и…

– Ни от кого нет помощи?

– Ни от кого, Юра.

Звякнуло стекло о стекло.

– Будем! – Голос Подбельского.

Слышно было – выпили.

– Но я сомну их, – сказал Подбельский и вдруг засмеялся. – Во мне сейчас азарт прямо охотничий разыгрался. Знаешь, как у зверей? У каждого своя территория. И если чужой вторгся – война. Потому что двоим здесь не жить. Или я, или ты. Да? Насмерть, только так. Потому что территория – это твоя жизнь. Добыча, пища. И если ты вожак и во главе стаи…

– Ты заигрался, Дима.

– А-а, брось. Я с ними справлюсь. И всем докажу, что я, Подбельский, здесь, на этой территории, имею право…

– Ты Валентину отправил?

– С детьми. Каждый вечер им звоню.

– И сам поезжай.

– Нет, Юра. Уехать – значит сдаться.

Паша едва успел от двери отпрянуть – вдруг услышал на лестнице шаги. Встал в отдалении от двери, с каменным лицом. Виталий Викторович прошел мимо, даже не взглянув по обыкновению. Дверь за собой на этот раз прикрыл плотно.

Гость от Подбельского уехал за полночь. На ногах держался нетвердо и был мрачен почему-то, Подбельский его по плечу похлопывал и говорил:

– Тебя в самолет не пустят, если букой будешь.

– Пусть попробуют только, – еще больше помрачнел Юра. – Я их всех на пенсию досрочную поотправляю.

Спустились вниз, но на улицу Подбельский не вышел, простился с гостем в вестибюле, и они долго стояли, обнявшись. Как-то картинно все выглядело – в сумраке, при полупогашенных лампах, молчаливые охранники застыли безмолвными тенями, и в центре – двое обнявшихся мужчин. И только когда Юра отпрянул резко и решительно, Паша увидел слезы – их и не было почти, лишь блеснуло что-то в глазах и исчезло тут же. Юра развернулся и пошел прочь, уже вышел даже из коридора, но вернулся вдруг и пьяно крикнул, через порог не переступая:

– Я всех поубиваю в этом городишке, Дима, если с тобой случится что-то!

Подбельский дернулся, будто хотел за гостем своим броситься следом, а тот уже по ступенькам вниз сбежал и в машину садился.

Подбельский развернулся и пошел к лестнице. Паша следом за ним тенью скользнул и опять коньячный аромат уловил – ну почему они все так коньяк любят пить? И едва Паша подумал об этом, как Подбельский спросил у него, не оборачиваясь:

– Коньячку хочешь?

Паша оглянулся даже – его ли спрашивают, и когда понял, что его, ответил коротко:

– Я не пью.

– И я не пью.

Подбельский в свой номер вошел, дверь открытой оставил, и так получалось, что и Паша должен войти.

В номере было душно. Открытые бутылки на столе, остатки закуски.

– Садись, – сказал Подбельский и самолично разлил коньяк по стопкам.

Одну взял себе, вторую к Паше придвинул. Спросил:

– За что пьем?

– За удачу, – ответил Паша, подумав.

– Чью?

– Вашу.

Подбельский нахохлился как-то за столом, выглядел он усталым.

– Ладно, – сказал. – Давай за мою удачу.

Выпили.

– Знаешь, я благодарен тебе, – сказал Подбельский. – За тот случай.

Он о покушении неудавшемся говорил. Паша плечами пожал, давая понять, что уже забыто все.

– Не страшно?

– Что именно? – не понял Паша.

– Работать у меня.

– Нет.

– А если опять?

Паша решил сделать вид, что не понял.

– О чем вы? – спросил.

– А если опять покушение?

– Посмотрим.

– Посмотреть хочешь? – Подбельский придвинулся.

Глаза у него совсем не пьяные были.

– В следующий раз тебе, может, уже так не повезет.

– Не повезти всем может, – дерзко сказал Паша.

Подбельский от неожиданности засмеялся.

– Ты прав, – кивнул. – И мне тоже.

Откинулся на спинку дивана, голову чуть набок склонил.

– Почему ты остался? Не ушел, как остальные?

– Не все ведь ушли, – сказал Паша осторожно.

– Ты ведь не дурак, насколько я тебя понял. А не ушел. А?

Получалось, что все, кто не ушел, дураки.

– Зарплата.

– Что? – переспросил Подбельский.

– Зарплата здесь хорошая.

– Да ты за идиота меня держишь, кажется.

Паша покраснел.

– Почему же…

– Держишь, держишь, – сказал Подбельский убежденно. – Ты ведь не глуп, Барсуков. И понимаешь, что жизнь дороже этих денег.

И Паша понял вдруг, что не годится все, что он для себя понапридумывал. И про зарплату, и про оружие. И когда это понял – растерялся. Не знал, что говорить. А Подбельский смотрел на него внимательно и явно ответа ждал. Уже что-то решил для себя, наверное, и теперь хотел Пашин ответ со своими выводами сопоставить.

– Н-не знаю, – сказал Паша неуверенно. – Не хотел бы говорить на эту тему.

– Так не знаешь или не хочешь?

– Не хочу, – сказал Паша, подумав.

– А мне вот интересно.

Не отцепится. И вообще, отмолчаться – себе дороже выйдет. Надо полуправдой обойтись, как в прошлый раз.

– Я из-за вас остался, мне кажется.

– Из-за меня? – изумился Подбельский, и, кажется, искренне.

– Когда работаешь на какого-то человека, человек этот… его характер, привычки… не знаю, как объяснить… – Паша терялся сейчас, слова подыскивая.

– В общем, отношения между шефом и подчиненным…

Опять он замялся.

– Собака ищет властного хозяина, – подсказал вдруг Подбельский.

Паша на него глаза поднял стремительно.

– Да, – произнес, подумав.

– Я не сказал ничего обидного? – уточнил Подбельский.

– А разве можно обижаться на правду?

Ах, как гладко получилось! Разговор в такое русло перетек, где изгибы плавны и берега пологи. Есть подводные камни, но если осторожненько продвигаться, то опасаться нечего.

– Хотя мне сравнение с собакой не нравится, – сказал Паша на всякий случай, чтобы гонор показать.