Владимир Гриньков - Помеченный смертью

– Вы должны уехать. Немедленно. Вот билеты, поезд через сорок минут. Едете на Украину, здесь вам оставаться нельзя.

Анна поспешно кивнула. Она знала больше, чем знал Кирилл, и поэтому была готова следовать указаниям Морозова беспрекословно.

– Уезжайте к себе на остров, вернитесь и просто живите там. Не надо больше никаких метеосводок передавать в Москву, все отменяется, никому теперь нет дела ни до вас, ни до вашей станции.

Опять Анна кивнула.

– Вы не сможете улететь, документов у Кирилла нет, но и времени тоже нет, чтобы их выправить. Поэтому лететь будете из Киева, там, на Украине, доставайте документы, какие угодно, лишь бы вылететь.

Достал пачку долларов, протянул. Деньги взяла Анна, спрятала их в сумку.

– Там контроль, – сказал Морозов. – На украинской границе. Сойдете с поезда и дальше идите пешком. Никто не остановит, я к родственникам не так давно ездил, видел тамошние пограничные порядки. На украинской стороне сядете в любую электричку – и вперед.

Взглянул на часы.

– Пора!

Миновали зал ожидания, вышли на платформу. Анна и Кирилл были молчаливы и, как показалось Морозову, подавлены. Чтобы их приободрить, доктор сказал с напускным воодушевлением:

– Вот ваш поезд! Все позади!

Но они никак не отреагировали на это. Только у самого вагона, прощаясь, Анна спросила, заглядывая Морозову в глаза:

– Мы никогда не сможем сюда вернуться?

У него сжалось сердце.

– По крайней мере, в ближайшее время, – сказал, терзаясь. – Пока здесь все не утихнет.

Анна кивнула и вдруг поцеловала Морозова.

– Спасибо, – сказала. – Мне кажется, вы сделали для нас что-то очень важное.

– Пустяки, – ответил Морозов.

Он всего лишь спас им жизнь.

Морозова искали два месяца, но не нашли, потому что он предусмотрительно уехал из Москвы. Потом все утихло. Виталия Борисовича, по слухам, уволили. Хатыгов ушел сам, не дожидаясь, пока и до него дойдет очередь, и когда Морозов вернулся наконец в Москву, о нем никто уже и не вспоминал.

С Бородиным они встретились случайно на одном из приемов. Морозов дрогнул в первый момент, потому что почувствовал себя виноватым перед этим человеком за происшедшее, но Бородин подошел первым, поздоровался как ни в чем не бывало, и Морозов понял, что прощен.

– Как ваш крестник? – поинтересовался Бородин.

– Кто? – спросил доктор, хотя все прекрасно понял.

– Я про Кирилла спрашиваю.

– Ах, вы о нем. Ничего, все у него нормально.

– Далеко же вы его упрятали. Я разговаривал с Виталием Борисовичем… Его уволили, кстати, после того случая…

– Я знаю.

– Так вот, я разговаривал с ним, и он очень интересовался, куда мог запропасть Рябов.

– Это не Рябов! – запротестовал доктор.

– Для Виталия Борисовича он – Рябов, – засмеялся Бородин. – Только в этом качестве его этот человек интересовал.

– Все нормально у него, – сказал Морозов. – И у него, и у Анны.

– Анна – это кто?

– Женщина, которая жила с ним на острове.

– Слышал, слышал об этой несчастной.

– Почему же несчастной? – удивился Морозов.

Бородин посмотрел на него долгим взглядом.

– А вы ничего, наверное, не знаете о ней? О том, кто она? Откуда взялась там?

– Нет.

– Это жена гэбиста Даруева. Того, которого вы видели в лесу в тот раз. Помните?

Морозов растерянно кивнул.

– Они жили вместе много лет, потом он нашел себе подругу помоложе, какую-то Полину, и жену сослал на остров. Сделал с ней то же самое, что проделывали с Рябовым…

– Он ее лишил памяти! – понял наконец Морозов.

– Да, что-то вроде того. Дал ей новую, придуманную биографию и таким образом от нее избавился. Он сам об этом рассказал Виталию Борисовичу.

Да, он, наверное, действительно рассказал. Потому что рядом стоял безжалостный Хатыгов и бил Даруева по лицу. Морозов судорожно вздохнул.

– Такие дела, – сказал сочувственно Бородин. – А вы и не знали, наверное?

– Не знал. Даже подумать не мог.

Океан штормил, высокие волны обрушивались на берег и рассыпались на мириады брызг.

– Сегодня катера не будет, – определила Анна.

Она стояла под пальмами и, приложив ко лбу козырек ладони, всматривалась вдаль. Катер должен был завезти им продукты, но в такую погоду об этом не могло быть и речи. Кирилл подошел к ней сзади, обнял и нежно погладил ладонью округлившийся Анин живот.

– Что, мой милый Петр? – спросила с улыбкой Аня.

– Почему же Петр?

– Потому что по паспорту ты – Петр. Петр Оноприенко.

Этот паспорт они купили на Лукьяновском рынке Киева за полторы тысячи долларов.

– Я – Кирилл! К черту паспорт!

– Какая разница? – засмеялась Анна. – Какое имя – не все ли равно?

– Нет! Мне это имя дали родители.

– Ты их хоть помнишь, родителей?

– Нет.

Родителей он не помнил. Помнил детский дом. Там было не очень сытно, и он иногда грустил, вспоминая те времена. Но сейчас грусти не было.

– Хорошо, – сказала Анна. – Кирилл так Кирилл. Мне это даже больше нравится.