Алексей Олейников - Девочка и химера

В начале осени туристы и отдыхающие из Бигбери уже разъехались, так что старушка была рада новым постояльцам. Тем более что документы в порядке, девушка и правда как-то подавлена, видимо, перенесла душевную травму, старик о ней заботился, а в руках у миссис Ллойд хрустящая пачка фунтов за три зимних месяца. Дженни такой пачке денег даже не удивилась. Ее не волновало, откуда у Марко деньги, хотя в начале августа они еле-еле сводили концы с концами. После того что произошло, они стали, как чужие. В их вагончике было тихо и тоскливо. Дженни не хотела говорить ни с кем, а Марко молчал. Просто молчал, видимо, полагая, что лучшее лекарство – это время. Несколько раз он пытался наигранно бодрым голосом обсудить рождественское путешествие в Лондон или рассказать последние новости о Магусе, но каждый раз в ответ встречался с угрюмым молчанием девушки. Эта нарочитая бодрость была настолько не в духе Марко, что он сам чувствовал, как несуразно выглядит, тушевался и замолкал.

Она не интересовалась, куда разъехались остальные члены Магуса. Судьбы Людвига, Морригана, Эдварда и Эвелины, Джеймса, Дьюлы, Брэдли и всех остальных цирковых знакомых были ей безразличны. Не волновал ее и грядущий стандартный тест по успеваемости – за месяц она ни разу не прикоснулась к учебникам. Даже львенок, деливший с ней комнату и облюбовавший в качестве дома старую плетеную колыбельку, в которой Дженни спала еще совсем грудной, даже львенок, с которым они вместе столько пережили, не мог ее расшевелить. Она до сих пор не удосужилась придумать ему имя. Так и бегал зверь безымянным, отзываясь на звуки голоса и интонации знакомых людей. Иногда он даже раздражал ее своей неуемной энергией. Глядя, как он рвет ее детские варежки, которые запасливый Марко так и не решился выкинуть, она испытывала только глухое раздражение.

«Если бы не он, ничего бы не было, – точил ее сердце едкий червь. – Не купи его Брэдли, я бы не полезла ночью открывать клетку. И химера бы не вырвалась. И Калеб…» Так она терзала себя, накапливая злобу. А на маленький город от моря наползали туманы – они входили в город, отряхивая густые гривы на черных досках причалов, и текли под бледно-желтыми фонарями по узким улочкам, заглядывая в окна.

Дженни часами просиживала на втором этаже, наблюдая, как туманы берут город в плен, затапливают улицы так, что над их поверхностью проступают лишь крыши и мансарды. По стеклу струилась осенняя влага, а под окном день за днем шли волшебные звери тумана. Ей казалось, что распахни она окно и протяни руку, коснется их мягкой шерсти. И в этом их шествии ей чудилось волшебство – настоящее волшебство детских сказок, а не та страшная магия, которая существовала на самом деле. Спала ли она наяву? Грезила ли во сне? Кто знает. Дженни просто сидела у окна, смотрела, как уплывает вдаль душа, и чувствовала, что постепенно исцеляется в этом удивительном путешествии. Она была, как отравленный колодец с мертвой водой, внутри которого вскрылся звонкий ключ и очищает ее своим током.

Близился к середине октябрь, и Король Дуб, владыка лета, уже передал свою корону Королю Остролисту – повелителю зимы [43]. А Дженни все так же целые дни проводила на широком подоконнике, оборудовав себе удобное лежбище, накинув плед и примостив пару подушек под спину. Отсюда прекрасно просматривалась вся улица, и так хорошо было следить за туманами, что сходила она с этого насеста только перекусить или в туалет. Частенько она и засыпала на подоконнике, но просыпалась неизменно в постели – Марко каждый раз переносил ее в кровать. Эта тихая кротость и всепонимание деда начали бесить Дженни. Лучше бы он взял ее за плечи и потряс, как следует. Дал бы пощечину, надрал бы уши, устроил хорошую головомойку – такую, какие устраивал до того, как… как все сломалось.

Тот, прежний Марко, ни за что бы не допустил, чтобы она кисла целыми днями на этом дурацком подоконнике! Он бы живо согнал ее и отправил на турник, или кольца, или зубрить ненавистную математику. А этот только и делает, что носит ей горячий шоколад, подтыкает одеяло и гладит по голове с таким выражением на лице, будто она уже умерла, но почему-то не догадывается об этом, а сказать ей неприлично!

Дженни фыркнула. Она внезапно поняла, что впервые улыбнулась с тех пор, как исчез Калеб. Девушка еще раз повторила вслух его имя и поразилась – воспоминание о нем не вызвало чувства вины. Нет, она не оправдала себя, но острота пережитого ужаса, горя и страшной вины притупились, словно море унесло их в неведомые края. А взамен в душе крепло жгучее желание все поправить, рождалась вера, что это возможно.

В дверь позвонили. Девушка выглянула в окно: как же она пропустила гостя? И кто это может быть? Молочник приходит утром по четвергам, почтальон оставляет газеты в ящике. А сейчас шестой час вечера. Сумерки окутывают город, смешиваясь с туманной дымкой, выступающей из подворотен. Кем бы ни был неведомый гость, он явно здесь впервые. Он звонит сначала в половину миссис Ллойд, и та долго его о чем-то выспрашивает через дверь. Наконец гость разобрался, что к чему, его встретил Марко. Дженни смотрела в окно, но поневоле продолжала слушать. Грубый мужской голос незнакомца показался ей знакомым. Девушка слезла с подоконника и, запахнувшись в плед, подошла к лестнице. Поглядела вниз.

«Кто бы это мог быть?»

Львенок поднял голову из корзины, где сонно дремал, и удивленно расширил глаза – впервые за последнее время хозяйка казалась чем-то заинтересованной. Здраво рассудив, что уж ему тогда сам бог велел выяснить, в чем, собственно, дело, он выпрыгнул из корзины. Девушка, тихонько переступая ногами, одетыми в разноцветные носки, по скрипучим доскам, последовала за ним.

– …пока никакого просвета, – тихим низким баритоном сообщал незнакомец. – Я зарядил Дьюлу – пусть пороет землю вокруг, перекинется парой слов с местным собачьим племенем. И за обстановкой приглядит. А сам сюда рванул.

– Разумно, – ответил Марко. – Но у нас все равно нет никакой гарантии.

Стукнула чашка – дедушка пьет чай. Незнакомец что-то шумно глотнул, потом почесался, и эти звуки тоже показались Дженни странно знакомыми.

– Как она? – после долгой паузы спросил гость.

– По-прежнему, – коротко ответил дед. – Сидит днями на окне, ни о чем не хочет разговаривать. Апатия и безволие. У меня уже руки опускаются. Не знаю, что делать.

– Значит, даже не поговорить… – вздохнул незнакомец. – А ято надеялся…

– Не думаю, что это здравая идея.

– Может, врачи?.. – Реплику гостя Марко прервал злым шепотом:

– Джен не больна, ты прекрасно знаешь. У нее душа надорвалась, когда она химеру голыми руками брала и у Фреймуса контракт выторговывала. Она спасла весь Магус!