Ася Калиновская - Грех

– А ты, Звездочка, доучись до зимней сессии, сдай экзамены и я тебя заберу. Только одевайся теперь в узбекские платья, в них никто ничего не заметит. Удивятся – скажешь, мама так велела одеваться. Они тебя все любят и особенно донимать не будут, успокоятся.

Бедная та моя девочка! Что же ты испытала и сколько тебе еще пережить придется! – Соня обняла сестренку, прижала ее к себе и погладила по голове. – Не плачь, мы с мамой тебя никому в обиду не дадим.

И она все-таки решила до отъезда встретиться с Петром, поговорить с ним. Но ни матери, ни Зайнап она о своем решении не сказала.

Соня и сама точно не знала, как построить разговор, как донести до человека, какой чудовищный поступок он совершил, как усовестить его? И чего она от него хотела, она для самой себя не знала.

Петр попал в Узбекистан по своей вине. Он был от хорошего корня: его дед был из семьи обедневших дворян, настолько обедневших, что их за дворян и не считали. Маленькое именьице под Тверью едва прокармливало большую семью. Прошение за прошением, все-таки деда взяли в юнкерскую школу; он стал боевым офицером, очень смелым и разумным, солдат берег, не угнетал. Пришла революция, он вместе со своим полком перешел на ее сторону. Его оценили по боевым заслугам и уму, стал он в Красной армии командовать полком, дивизией; стал штабистом – стратегом, его даже Сталин знал. Дважды его забирали на Лубянку, но по распоряжению Самого Берия вынужден был его отпускать.

Отец Петра тоже был кадровым офицером, в Великую Отечественную отличился, много орденов и медалей заслужил, а к концу войны получил генеральские погоны и должность в Генеральском штабе.

Само собою вытекало, что единственный его сын тоже должен стать офицером. Вопреки и против воли матери, любившей и балующей свое единственное чадушко, которое уже в свои юные лета развлекалось, как хотело, пользуясь занятостью отца и его неучастием в воспитании сына и безумной и бездумной любовью матери, генерал отдал мальчишку четырнадцати лет отроду в Суворовское училище. Не мог потомок офицера, сам боевой офицер видеть разболтанность и разгильдяйство своего сына. Потом «поступил его» в высшее военное училище, уже маячила впереди академия и блестящая карьера, но сын его, взяв от отца и деда молодецкую стать, мужскую красоту, увы, не взял ответственность, порядочность и обязательность.

Не в отца он пошел и не в деда, а видно, в прадеда, прокутившего и проигравшего в карты все состояние и оставившего семью без средств к существованию.

Перед самым выпуском из училища Петр связался с женой заместителя начальника училища, дело едва не закончилось трибуналом. Полковник явился домой раньше времени и застукал курсанта-выпускника в своей спальне вместо присутствия последнего на учебных стрельбах.

Полковник отшвырнул от себя бросившуюся к нему неверную жену, а вскочившего на ноги в чем мать родила курсанта одним ударом в скулу завалил обратно на кровать, развернулся и вышел и квартиры.

– Сейчас он вернется с пистолетом и перестреляет нас, уходи, уходи быстрее!

А курсант держался за сломанную челюсть и выл от боли, выл в голос, не сдерживая себя.

Петра на курсе не любили за заносчивость, чванливость. И задиристым он был, как галльский петух, Многие «мелочи» в его поведении замалчивались и скрывались, но этот скандал скрыть уже никак не удавалось.

Генерал сам приехал разобраться во всем, а к этому моменту кто-то из однокурсников его сына подбросил начальнику политотдела толстую записную книжку, где рукою Петра записывались и комментировались «перлы», вылетающие изо рта командиров, и основное их число принадлежало самому же этому начальнику: «совещание у нас закрытое, мы тут собрались узким кругом ограниченных людей»; «сегодня мы празднуем…летие со дня смерти В.И. Ленина»… – там было много всего написано, гаденыш упивался своим превосходством в образовании, комментировал цитаты очень и очень жестко.

Полковник, прошедший всю войну и волею судеб из простого работяги ставший политруком, проходил свои университеты в окопах и на передовой, был косноязычен и не очень образован, но уважая его боевые заслуги и награды, ему давали дослужить именно в этом училище, чтобы он мог получить жилье в Подмосковье.

Дело нужно было улаживать, старый воин был унижен и оскорблен, на просьбы начальника училища и генерала-отца он отвечал требованием партийного и судебного расследования, вмешательства военной прокуратуры.

Спасла Петра сломанная челюсть, перелом оказался сложным и требовал оперативного вмешательства. Быстренько снарядили санитарную машину, усадили в нее раненого и отправили в Москву, в госпиталь.

Начальнику политотдела срочно дали трехкомнатную квартиру в новостройке на окраине Москвы и с почетом проводили на пенсию. Заместитель начальника получил повышение и в течение одной недели вместе с женой отбыл к новому месту службы.

А Петру диплом достался «автоматом», он лечил свои «боевые ранения» до самого выпуска в училище. И, как ни рыдала его несчастная мать, генерал отправил своего сынка из столицы аж в Узбекистан, где он служил кое-как, таскался по бабам, какие только подстилались под него; пил часто и помногу, иногда до полной отключки; играл в карты и всегда и везде находил повод для драк и разборок; сквернословил и поносил всех, кто попадался под руку.

Соня нашла возможность поговорить с Петром. Она приехала в гарнизон, нашла его и встретилась с ним в парке, возле танцплощадки – якобы она привезла ему письмо от знакомой девушки.

Петр с удивлением смотрел на незнакомую женщину. Соня, увидев его, отметила про себя, что он статен и красив, даже в какой-то степени обаятелен.

– Какое письмо вы мне хотите передать и от кого оно? – он уже приготовился к заигрыванию с этой красивой молодой женщиной, разулыбался, пытаясь очаровать ее.

– Нет никакого письма. Я должна вам сказать, что Зайнап, моя младшая сестра, беременна, срок уже большой…

– Какая Зайнап? – резко перебил Петр. – Мало ли беременных ходит, я-то здесь причем? Не знаю никакой Зайнап!

– Ты при том, что летом возле арыка ты изнасиловал четырнадцатилетнюю девочку, ее зовут Зайнап. Ты с нею танцевал на танцах, а потом, видимо, выследил, подстерег и изнасиловал.

– Я не только на танцах танцую, я и в гости к девушкам хожу, они этим счастливы. А с вашей малолеткой у меня ничего не было, что я, дурак, что ли, по статье идти? Не удастся вам меня в это дело впутать, не знаю я никакой Зайнап. И на арыке я не был, а если и был, вы ничего не докажете.

– Я не доказывать хочу. Я говорю, что по твоей вине девочке испорчена жизнь. Ты взрослый мужчина и должен нести ответственность и за нее, и за ребенка. Или мне надо идти в политотдел?