Ася Калиновская - Грех

Она так и стояла с вытянутыми вперед руками – в одной окровавленные ножницы, а в другой то, что было страшным оружием Петра в растаптывании ее – ее души, ее тела, ее совести.

Кровь продолжала хлестать, заливая пол. Зайнап положила отделенную от тела часть на лицо Петра:

– На, собака, ешь!

Вымыла руки, набрала 02 – назвала адрес, свое имя, сообщила, что убила человека. Набрала 03 – «человек кровью истекает» – адрес, фамилия. И пошла собирать в большую хозяйственную сумку полотенце, мыло, зубную щетку и пасту, смену белья, теплую кофту и шерстяные носки.

В дверь позвонили – «скорая» и милиция приехали одновременно. Зайнап кивком головы указала на комнату, где истекал кровью ненавистный враг, отдала милиционеру паспорт, не произнеся ни слова.

– Мать честная! – произнес сержант и выматерился грубо и многоэтажно. – Кто его так?

– Я, – это было единственное слово, которое она произнесла. Больше никто ничего от нее не мог добиться, ни следователь, ни прокурор, ни адвокат все долгие месяцы следствия, вплоть до дня начала суда. Только Стасу сказала на разрешенном свидании:

– Ты прости меня, сын. Я убила не человека, а зверя, который разрушил нашу семью и убил твоего отца. Прости! И не приходи больше сюда, сынок, никогда не приходи, не заставляй меня страдать еще больше. Прощай и еще раз прости, – ни крика, ни плача, ни одной слезинки.

Зайнап обследовали психиатры – они не признали ее душевнобольной. И были правы, душа у нее не болела, душа ее была выжжена дотла, она мертва, в ней нечему было болеть…

Адвокат сделал все возможное, но убийство есть убийство, и даже учитывая все материалы следствия, срок Зайнап все же дали.

Дочь и сын были на заключительном заседании суда. Им обоим было больно смотреть на свою маму, в одночасье ставшую старухой. Последнее ее слово было таким:

– Да, я убила его, убила умышленно. Но виноватой себя не считаю, потому что зверь не должен жить среди людей. Грех у меня не отмоленный будет только перед моими детьми. Простите меня, мои родные, прости, доченька, прости, сынок!

Сын и дочь подошли к клетке, мать держалась руками за прутья решетки. Галина сверху накрыла их своими ладонями:

– Бедная ты моя! Мамочка, я все сделаю, дело пересмотрят, тебя отпустят. Продержись немного, мамочка!

А сын взял руку матери, поцеловал ее и произнес:

– Ты святая, мамочка, мы тебя вытащим отсюда, – и заплакал.

– Не плачь, сын, ты мужчина. С Галей дружите, не оставляйте друг друга.

Конвойные не стали гнать детей, дали возможность попрощаться с матерью, с этой многострадальной женщиной.

Для Зайнап – бывшей нежной, послушной девочкой, веселой и озорной девушкой, верной женой и преданной матерью, отзывчивой и доброй женщиной, – для нее ее преступление и наказание за него оказались непосильным грузом. Через два дня она умерла тихо и безмолвно, во сне.