Ася Калиновская - Грех

Снова Новый год приближался… Зайнап с ужасом вспоминала прошлый праздник, нужно было спасаться от Азиза, а беда пришла с другой стороны. Тяжелый был год, очень тяжелый. И вот только к его концу вернулась искренняя улыбка на славное личико Зайнап, мать стала возвращаться к жизни, стала готовить еду и с нетерпение ждала возвращения дочки из училища. И с таким же нетерпением она ожидала прихода Виктора, корила его: что ж ты, сынок, не предупредил, я бы тебе пирожки вкусные напекла или плов бы сварила, манты приготовила.

Виктор стал своим в доме. Иногда он вопрошающе смотрел на Зайнап, а она опускала глаза, зарумянивалась и улыбалась краешками губ. Новый год решили отмечать втроем, мать сказала – своей семьей. Виктор должен был идти в наряд, но сумел поменяться дежурством, объяснив командиру, что он именно в эту ночь должен быть с семьей и заручиться согласием на разрешение жениться на Зайнап.

Стол был шикарным: мать с Зайнап напекли пирогов, приготовили настоящий узбекский плов; Виктор принес бутылку шампанского, конфеты и баночку икры. Этого деликатеса ни мать, ни Зайнап не пробовали никогда, Азиз грозился накормить их «человеческой» едой, да так и не накормил. Достали из погреба огромные яблоки, красные, наливные, и грозди душистого черного и белого винограда.

Виктор на Новый год сразу после боя курантов подарил матери теплую красивую шаль, а Зайнап – маленькую бархатную коробочку, но не отдал сразу, а сказал:

– Зайнап, я тебя люблю. Я делаю тебе предложение – будь моей женой. Я буду стараться сделать тебя счастливой, у нас будут дети, будет хорошая дружная семья. И родителей своих мы никогда не обидим вниманием, будем всегда о них заботиться. Будь моей женой! – и вручил девушке колечко с розовым камешком.

Мать тихо плакала, Зайнап смотрела на нее с жалостью – сколько же ей пришлось пережить! Девушка думала: «Что Петр рассказал Виктору о ней? Рассказал ли о беременности? Хотя он сам не видел Зайнап в этом положении и о рождении ребенка только догадывался. Что же знает Виктор и о чем ему знать вовсе не нужно?»

У Виктора в эти минуты ожидания всплыли последние его встречи с Петром, он тоже переживал, не рассказал ли тот Зайнап, что он ее просто продал Виктору. Ужас охватил парня: вдруг Зайнап узнает, что он за нее деньги заплатил?

– Знаешь, Звездочка, – он впервые назвал ее, как называла мать, – мы с тобою должны условиться: то, что происходило с нами до сегодняшнего дня, ушло раз и навсегда. Мы никогда о нем не будем вспоминать, никогда и ни при каких обстоятельствах. Этого прошлого не было. Я тебя люблю, и ты меня обязательно полюбишь. Тебе весною исполнится семнадцать лет, мы пойдем в ЗАГС и распишемся. Мама, вы согласны?

Тут уж мать вовсе о болезни забыла и попросила, нет, потребовала:

– Мне шампанского налейте, я хочу за своего сына и дочку выпить! Согласна я! А ты, доченька, думай, тебе жить дальше. Только чувствует мое материнское сердце: Виктор – твоя судьба, твое счастье. Давайте выпьем за вас!

И выпила, хоть сердце – то ли от счастья, то ли от минувших несчастий – бежало, неслось, иногда спотыкалось и снова торопилось, торопилось.

– Дайте мне этого, черного, икры, что ли? Ой, какие шарики, они прямо трещат на зубах. Это что же, из этих шариков рыбки рождаются? Так жалко их поедать, – а сама с причмокиванием с удовольствием перемалывала ложечку за ложечкой.

Почти до утра сидели, мать сморилась от вкусной и обильной еды, от шампанского, ушла в комнату и заснула. А Виктор предложил погулять, оделись, вышли, взялись за руки и шли по улице, встречая счастливых людей и заглядывая иногда в окна, где вовсю еще веселились, пели и танцевали.

Потом Виктор довел Зайнап до дома, впервые обнял ее, поцеловал в щеки, в лоб, не удержался и поцеловал в губы долгим мужским поцелуем.

– Все, Звездочка, мне пора. Вы отдыхайте, отсыпайтесь Я приду в выходные, – еще раз поцеловал девочку и помчался служить Родине.

Весной сыграли свадьбу, пригласили сестер, однокурсников Зайнап. Из гарнизона никого не позвали, Лариска уже почти год как уехала, а сослуживцев звать зачем? Чтоб ненароком Петра вспомнили?

И впервые за все это время Виктор остался ночевать. Законный муж, с чистой совестью – не нарушил христианских заповедей! – лег в постель со своею женой. Он так ее любил! И так боялся обидеть даже намеком на желание близости до свадьбы.

Он был нежен, ласков, а она послушно отвечала на его ласки, была податлива, но огонь не загорался. Она думала: слава богу, закончилось наваждение! А он думал: все Петр врал про ее бешеный темперамент, все врал! Может, ничего у них и не было?

Отец-командир действительно по-отечески относился к Виктору, он одобрял действия парня и посодействовал его переводу на вышестоящую должность, с перспективой роста. Он даже отыскал своего однокашника по академии, командовавшего уже дивизией, и с лучшими характеристиками сопроводил молодого офицера к новому месту службы, не забыв попросить содействия в получении жилья.

Мать временно переехала к Татьяне, Соня приехала за нею позже. Она никак не хотела, чтобы Зайнап увидела ее дочку, точную копию отца, большеглазую, беленькую, настойчивую и характерную.

Началась кочевая офицерская жизнь. Зайнап была хорошей хозяйкой, верной и преданной женой. Никогда никто из супругов не вспоминал о юных годах. Наверное, ранние тяжелые роды Зайнап оставили свой след, она никак не могла забеременеть. Виктор все ждал, когда же она объявит ему об этом событии, но уже и четыре, и пять лет минуло, а детей все не было. Его родители в каждом письме спрашивали: когда же дитенка родите? А уж ездить к ним в отпуск для Зайнап было сущей мукой. Свекровь таскала молодуху по знахаркам, ее зашептывали, поили какими-то заговоренными отварами, сажали в бочки с горячими настоями трав, а она не беременела и не беременела, и однажды Виктор, чуть выпив, наслушавшись отца и мать, в сердцах спросил:

– Может, ты аборты от Петра делала, поэтому у нас детей нет?

То ли от всех отваров и настоев, то ли от ужаса, то ли от обиды – похолодела Зайнап, побелела, сознание потеряла.

Виктор прощения просил, руки целовал, а она, окаменевшая, молчала и молчала.

Все-таки выпросил прощение, стал свою Звездочку ласкать, целовать, и вдруг, закрыв глаза, Зайнап – за все прожитые с мужем годы – почувствовала прилив того бешеного желания, какое возникало у нее от ласк Петра. Она затрепетала, дыхание стало неровным, она сама попросила близости, так же, с закрытыми глазами, стала яростно отдаваться мужу, вскрикивая, царапая его спину, извиваясь и стеная. И вдруг, на самом пике экстаза, она обессиленная, с закрытыми глазами прошептала, нет, прошелестела: