Алексей Иванников - Заслуженный гамаковод России

Кому-то покажется странным подобное сопоставление, но именно таким образом я надеялся реализовать свой великий замысел: если мы не можем летать сами, то нам помогут другие! Почему же утки? – можно задаться вопросом, но кто же ещё из обычных обитателей болота с одной стороны не представляет угрозы для такой крупной лягушки как я, с другой же стороны способен поднять меня в воздух и довезти до нужного места? Лишь мелким лягушкам и головастикам следует остерегаться встреч со взрослыми сильными утками, на меня же данное предостережение не распространяется: попробовали бы они подступиться ко мне! Живо я отбил бы задними лапами такую охоту заодно с перьями, могущими разлететься во все стороны света! Но главная задача здесь: суметь договориться с ними и заставить их поверить мне и исполнить замысленное. Однако без предварительной подготовки и наставления лягушек на путь истинный все мои усилия грозили кончиться провалом, так что именно с этого конца я решил зайти вначале.

Дождавшись однажды, когда всё болото благоухало после тёплого дождика, а обитатели разморённо готовились к вечерней еде, я пробрался в самый центр заводи и влез на оставленную кем-то кочку. Разумеется я убедился, что владелец находится далеко и не станет выяснять отношения: очень мне нужно было это место, просто для привлечения общего внимания требовалось оказаться в самой гуще. Я долго и протяжно заквакал, что являлось полнейшим нарушением субординации и всех законов: брачный сезон давно уже миновал, и никаких достаточных оснований для такого поведения с точки зрения обычной лягушки не существовало. Однако я не был обычной лягушкой, и наконец я решил сбросить маску и предъявить свои открытия на всеобщее обозрение.

Я квакал о том, что долгие поколения лягушек жили во мраке и невежестве, различая лишь скопища комаров и мошек и быструю тень налетавшей цапли или аиста, не обращая внимание на многообразие окружающего болота мира. Поколения шли одно за другим, а мы лишь перебирались из высыхающих болот в другие водоёмы, становившиеся новой родиной, и так же жрали насекомых, выясняли отношения и переживали бурный брачный сезон, чтобы уйти поздно осенью в очередную спячку, отбрасывавшую нас назад и не позволявшую расти и развиваться. Но теперь у нас есть альтернатива, и благодаря моим героическим усилиям мы ещё можем выйти на светлую дорогу.

Дальше я вкратце обрисовывал ту систему понятий и ценностей, которую так удачно выработал в ходе мозговой атаки: каждый теперь обязан был не просто работать языком и лапами направо и налево – нет! – всем теперь предписывалось заботиться о благе нации, не забывая о великих перспективах, открывающихся наконец на длинном скорбном пути. Светильник разума, который мне удалось возжечь благодаря нашим великим богам и моей врождённой гениальности, осветит теперь самые потаённые уголки и выведет оттуда на общее обозрение самое грязное и тёмное, заменив его великими надеждами и мечтами, безусловно объединяющими всех земноводных. И одну из таких надежд я могу уже назвать: это полёт . Я расписывал те великие преимущества и плюсы, которые будет иметь лягушка летающая перед лягушкой ползающей : оглядевшись вокруг с большой высоты, можно будет сразу определить места наилучших дислокаций для нашего проникновения и захвата новых водоёмов: получивший столь заметное преимущество сразу расселится на максимальных площадях, потеснив всех прочих и заставив их склониться перед нами. При этом возможен и захват чужих территорий: имея преимущество в воздухе, мы теперь сможем десантировать на головы врагов, давя их мощными телами и используя даже и подручные средства: скинув приличный такой булыжник с хорошей высоты, можно сразу же обратить врагов в бегство, ну а спустившийся отборный десант довершит полный разгром, обеспечив нам таким образом расширение ареала.

А пища? Поднявшись в воздух, мы теперь сами будем выбирать себе ту еду, которая покажется нам наиболее достойной уважения: теперь нам не надо будет ждать, пока комар или муха лишится осторожности и окажется в пределах досягаемости наших длинных языков. Теперь мы будем сами преследовать их, выбирая наиболее сочные и представительные экземпляры, обитающие на всех ярусах бесконечной лестницы жизни. А сколько разной экзотики пока миновало наши желудки, и способно благодаря возможности летать найти там в будущем достойное место! Комары, мухи, мошкара и слизняки – это же всё самое обыденное и приземлённое, могущее лишь утолить голод и дать возможность забыться ещё на день. Но теперь мы будем искать в пище наслаждение, порождаемое новыми безграничными возможностями, и не будет странным и необычным, если лягушка найдёт себе завтрак на болоте, пообедает где-нибудь в кронах раскидистых деревьев, а отужинает уже на зелёном лугу, приобщаясь к красотам растительной жизни!

А враги? Мы уже не будем так беззащитны и досягаемы для самых злобных и непримиримых противников: с помощью уток мы теперь сумеем дать отпор аистам и цаплям, енотам и лисицам, и даже шальные стервятники, решившие полакомиться нашим мясом, получат мощный ответный удар от вновь созданного союза: союза лягушек и уток, перед которым должны будут преклонить колени все, кто захочет и дальше обитать в наших тёплых влажных болотах!

Вознёсшись до недосягаемых высот, я с трудом остановил словесный поток: явное вдохновение вывернуло меня наизнанку и заставило присочинить многое такое, чего я и сам до того не знал. Реакция однако же была странная: все в оцепенении уставились на меня, один из соседей рефлекторно смахнул муху – потерявшую всяческий стыд и закружившуюся прямо над головами: она почему-то решила, что мы стали каменными изваяниями и больше не представляем угрозы. Однако муха ошибалась, но вместе с нею ошибся и я: на всех парах уже летел ко мне хозяин кочки, а проснувшиеся и оттаявшие наконец соседи уже злобно и напористо что-то кричали – каждый своё: «сам придумал?», «вылез тут!», «поквакал – и в тину!». Я аккуратно отполз в сторону: никто пока не нападал на меня, и только доскакавший хозяин кочки занял так опрометчиво оставленную позицию и со злостью уставился на меня: вряд ли он слышал что-нибудь существенное из моей речи, и только для поднятия собственного авторитета имело смысл заново утвердиться на родной, добытой в схватках территории.

Но немного покричав, очень быстро все успокоились: они уже отвернулись от меня и приступили к поглощению пищи: желудки требовали очередных порций насекомых, надоедливо круживших и ползавших в пределах видимости и досягаемости: совершенно их не занимали рассказы о грядущих деликатесах и запланированных победах, которые мы в состоянии были бы приблизить и сделать реальными. Родное брюхо оказывалось ближе и перевешивало все неимоверные перспективы, открытые мною и представленные на всеобщее обозрение, и ясно было, что никакой помощи и поддержки здесь мне ждать просто не приходится.