Ande - Старые долги

Один из прибывших, высокий спортивный блондин, сразу же овладел вниманием наших девушек. Максимова, глядя на него, откровенно млела. Я,глядя на неё, внутренне потешался. Но, что бы не нарушить ход вещей, делалстрадающе — нервный вид. Мои скромные сто семьдесят два неброской внешности, явно проигрывали ста восьмидесяти трем спортивности и крашеной челке.

И вот вчера я прямо спросилеё, что черт возьми, происходит? На что мне сообщили, что нам нужно расстаться.

С огромным трудом скрыл довольный блеск глаз, и сделал страдание. Кто его знает, как Максимова воспримет мою радость? Вдруг озаботится вопросом, чем это я ему так нехороша, что он обрадовался? Последствия такого типа вопросов, задаваемых женщиной самой себе — непредсказуемы.

А я хочу, чтоб её судьба осталась той же что и была. Хотя бы потому что она мне, пятидесяти семилетнему, понравилась. Не как объект вожделения. А просто как славная, веселая и умная девчонка. В той реальности меня прямо карежило вопросом, почему со мной остаются стервы, а хорошие девушки меня избегают. Это не говоря о том, что я, как и любой парень, был уверен, бабам лучше меня не найти. Просто они дуры.

Но сейчас я повзрослел, да и знаю, что будет. Она выйдет замуж за парня, что работает от нас наискосок, и на которого она сейчас не обращает внимания. А он — вполне перспективный карьерист. Мальчик из хорошей питерской семьи. Вступит в КПСС весной девяносто первого года. И тем не менее, сделает очень неплохую карьеру в налоговых органах Питера. Да и она тоже достигнет наслабых чинов на госслужбе. При двух сыновьях. Это, с моей точки зрения, заслуживает.

Блондин, кстати, оказался редким болваном, совершенно разочаровавшим Максимову при общении, и вылетевшим после зимней сессии.

А я устроил в общем то классический водевиль, с восклицаниями типо — одумайся и прочее. А потом поменялся с одногрупником и теперь собираю картошку со Светкой Павловой. А он с Ленкой. Объяснил, что мне тяжело быть рядом.

Демонстративно напился вечером с Саней, играя в две гитары душераздирающие блюзы. У каждой уважающей себя девушки, для успешных отношений с противоположным полом, должен быть безнадежно влюбленный бывший. Не как запасная позиция, а для самооценки. Короче, все по плану.

И вот сегодня делегирован в центральную усадьбу колхоза за бухлом. У кого то из девчонок ДР, и коллектив хочет праздника.

Говоря коллектив, я имею ввиду как то само собой сложившуюся компанию парней и девушек. Мы вместе собираемся у девчонок в комнате и коротаем дождливые вечера. Я хмур и сумрачен, страдаю.

Я и вправду утомился атмосферой общежития. Эта скученность, когда негде побыть одному, напрягает. Ведь даже сортир у нас — четырехместный скворечник.

Поэтому, когда встал вопрос, кому идти, вызвался сам. И вот, бреду по шпалам ж/д линии Ленинград-Мурманск. Центральная усадьба в семи километрах. Наш колхоз по размерам чуть больше Лихтенштейна, но гораздо безлюднее.

С Саней я подружился так же легко и просто как и в прошлой реальности. Я занял койку рядом с ним, и мы пол-ночи болтали про музыку. Мой Fender за пятьдесят долларов привел его в душный восторг, и он пропал для общения. Все свободное время сидит и играет. Когда предложил присоединиться к пьянке, отказался. Есть у меня на этого гитариста виды. Так что пусть.

Вино-водочный магазин времен сухого закона описать трудно. Эта суровая, молчаливая, толпа перед входом. Эта строгая атмосфера братства пред постигшей страну бедой-борьбой с пьянством. Эти счастливые лица вывалвающихся из магазина, прижимающих к животу заветные бутылки.

Прикинул очередь и понял, что стоять часа два. Ну его. Обошел магазин, пошел в сторону автовокзала. Ко мне на грудь вдруг бросилась какая то старушка, с криками:

— Митенька, сынок! Вернулся!

В полнейшем ахуе остановился. Старушка всмотрелась в мое лицо.

— Ой, прости, милый! Очень ты на моего Митеньку похож. Сынок он мой.

— Где ж он, что вы так убиваетесь?

— Сидит, милый. Скоро выпустить должны. Вот я и решила что это он уже.

— Ну, счастья вам, пойду я.

— Спаси тя бог, милый.

Наконец то я одет аутентично месту! На мне русская народная обувь этого времени — кирзачи. Брезентовые штаны, и ватник. На плече рюкзак. Местные принимают за своего.

Зашел в какой то закуток возле котельной. Пол-ящика водки. Две бутылки шампанского. Ведро замаринованого шашлыка. Сумка со сборным мангалом. Сумка с шампурами. Три круга сырокопченой белорусской колбасы. Два арбуза. Томатный соус в стеклянной банке. Упаковка пластиковых стаканов. Пластиковые вилки. Пластиковые тарелки. Все? Пластиковые мешки для мусора. Линия Доставки все привычнее и привычнее. Прикрыл это валяющимся рядом брезентом.

Пошел к автовокзалу. Насколько я помню там всегда можно сговориться с водителем грузовика. В этом бездорожье бортовые ЗиЛы выполняют роль частного такси.

Так и оказалось.

— Литр! — жестко отрезалпервый же встреченный водила, на просьбу отвезти в Синеево.

— Подъезжай вон туда, загрузимся и поехали.

Закинул все в кузов, сам уселся рядом, чтоб не разбежалось на буераках.

Мое возращение почти не заметили. В столовой полыхал сканадал. Поварихи не пускали никого на свою территорию. А ребята хотели нажарить картошки, чтоб была хоть какая то закуска. А поварихи обижались, что их не зовут на пьянку. Чисто иезуитски требовали соблюдения санитарных норм. И присутствия на кухне только имеющих медицинское разрешение.

Увел Серегу и Андрюху. По быстрому перетаскали все в сарай с дыркой в крыше на отшибе.

Серега Мантуров махал руками и подпрыгивал от восторга.

— Антоха! Ну ты ваще. Ну мы теперь. Где ты это все?

У Сереги на этот вечер большие планы. Он под покровом темноты трахнет мою одногрупницу.

Там кажется многие разбредутся по кустам. Но какое мне дело? Хочется шашлыка.

— Тох. Мы тут с местными договорились, они баню протопили. Мы уже помылись. Ты иди, мы все организуем.

— Это Андрюха Ефремов. Мы очень дружили на первом курсе. А потом он как то резко расстался со своей девушкой, и начал пробовать фарцевать. Я как то по совковому его не одобрил, с чего то решив, что имею право судить других людей. Он был готов поддерживать отношения, но я был полнейшим мудаком. И вместо помощи другу, делал лицо. Он ушел с третьего курса. В девяносто первом он был наверное последним человеком в СССР которого посадили по валютной статье. Через восемь месяцев он вышел. А еще через пол-года уехал в Англию. Где двадцать лет работал садовником. В нулевых вернулся. И работал журналистом. Лучший студент курса. Я намерен ему помочь. Это не правильно, когда такой умный и обаятельный парень занимается херней.