Евгений Прядеев - Семейные разборки

Мерзкий с Саней приехали в лавку Моси где-то в районе обеда, как раз в то время, когда мы любовались на задорно горящий домик, служивший штаб-квартирой для вампирской семьи Крамеров.

Поначалу все было нормально, Макс зашел в лавку, чтобы забрать пакет с эликсирами и мазями, которые предварительно заказал у него господин полковник. И все закончилось бы хорошо, но в тот момент, когда Мося уже заканчивал паковать посылку, в магазине появились новые посетители.

Это оказались Кантариил с подручными и Нина. Дальше в лавке, если верить словам Моси, развернулось форменное безумие. Мерзкий бросился на вампиров с криками, что они должны немедленно отпустить девушку. Причем наш друг довольно весомо аргументировал свою позицию, использовав для этого серебряный нож.

Не знаю каким чудом, но Мерзкий умудрился серьезно ранить одного из подручных Кантариила и довольно ощутимо зацепить его самого. Максима повозили лицом по стенам Мосиной лавки, а затем выбросили наружу.

Вот тут-то в драку и вмешался Саня, до этого спокойно сидевший в машине. Неизвестно, проглядел ли он Кантариила или разумно решил, что силы неравны, а значит и обострять обстановку не стоит, но до тех пор, пока Мерзкий не вылетел из лавки головой вперед, он не проявлял никакой активности.

Здесь же отсиживаться уже не было никакой возможности, поэтому Саня заблокировал машину Кантариила и открыл стрельбу из табельного пистолета.

— Серебряные пули, вообще-то, это зло, — язвительным голосом продолжал свой рассказ Мося. — Твой парень высадил в одного из вампиров целую обойму, именно поэтому Кантариил и взбесился. Его не остановили даже мои увещевания. Он в считанные секунды голыми руками поранил этого человека, а второго, которого зовут Максим, запихнули в машину и уехали.

— Кинуться в погоню ты, конечно же, даже не собирался, — пробурчал Мирон.

— Я скромный торговец, а не борец с вампирами! Куда я должен был кидаться, — чуть было не заплакал Мося. — А моя лавка? Кто теперь возместит мне все потери?

— Грабецкий, — буркнул Мирон. — Мы как раз к нему в гости собираемся. Хочешь с нами? Будет прекрасная возможность лично получить чек на оплату.

— Нет уж спасибо, — скривил гримасу Мося. — Будем надеяться, что вы без меня этот вопрос решите. Я верю в справедливость и возможности наших правоохранительных органов, которые защищают честных бизнесменов.

— Честные бизнесмены не будут смотреть, как умирает человек у них на пороге, потому что лекарства стоят слишком дорого, — зло ответил Эдик. — Так что мы еще посмотрим, кого больше пожалеть надо.

— Эдуард Алексеевич! — в праведном гневе вскричал Мося. — Я сделал всё, что было в моих скромных силах.

— Ага, конечно, — кивнул Эдик. — Именно поэтому мой сотрудник сейчас едет в багажнике автомобиля в неизвестном направлении.

— Ну, допустим, направление нам известно, — не согласился с ним я. — Просто поводов нанести визит князю Грабецкому стало гораздо больше.

Крамер всё-таки не удержался и к месту встречи прибыл с подкреплением. Три черных наглухо тонированных внедорожника достаточно нагло стояли рядом с автобусной остановкой с другой стороны шоссе от скульптуры «Рабочий и колхозница».

Наш потрёпанный «Лэнд Ровер» рядом с ними смотрелся также, как смотрится дворовый хулиган на фоне охранников богатенького мальчика из соседнего подъезда — в меру побитый, но по-прежнему дерзкий и независимый. Джипы занимали примерно половину свободного тротуара, но никто даже не подумал возмутиться их вольготной стоянкой в том месте, где его вечно не хватало для проезда плотного автомобильного потока.

Однако стоило Мирону аккуратно включить поворотник и притормозить рядом с машинами вампиров, около нашего внедорожника немедленно закрякала патрульно-постовая машина. Эдик, всю дорогу о чём-то напряжённо размышлявший, дернулся было отогнать избирательных блюстителей правопорядка, но Мирон уже успел обворожительно улыбнуться дорожным патрульным и, гуднув вампирам, покатил дальше в сторону области.

— Ты чего дергаешься? — обернулся я к полковнику. Мой друг и вправду был как-то не похож на себя. Сначала он крайне эмоционально отреагировал на происшествие в лавке Моси, а затем, когда Саню увезла «скорая», ушел в глубокие размышления.

— Я не дергаюсь, я думаю, — глядя куда-то сквозь меня, меланхолично ответил Эдик. — И в такие моменты очень не люблю, когда меня отвлекают.

— Зажрались вы, батенька, на полковничьей должности, — фыркнул Мирон, пробираясь в плотном автомобильном потоке. — Полиция в нашей жизни выступает как непременный атрибут отвлечения граждан от созерцания бренности бытия и познания сущности мироздания в эпоху глобальных катаклизмов.

— Чего-чего? — очнулся Эдик от раздумий. — Мирон, не пугай меня, а то я подумаю, что ты вместо подушки учебник философии используешь. Скажи свою мысль по-человечески, так сказать, более понятно для полковничьих мозгов.

— Я говорю, что ты с ксивой в кармане оторвался от народа, — со смешком отозвался Мирон. — А любой нормальный человек уже давно привык, что свободного пространства становится все меньше и меньше. Придешь бывает в парк, сядешь на скамеечку и приготовишься открыть душу космической энергии…

— С пивом придешь, — ехидно уточнил полковник.

— Естественно, — не стал спорить с ним Мирон. — Я же хочу познать космос… А как этого достичь, если не в компании с прохладным напитком? Так вот, сидишь, расслабляешься, предвкушаешь первый глоток, а, возможно, ещё и первую затяжку, и тут НА тебе! Добрый вечер, предъявите, пожалуйста, документы! А все почему? Потому что, в глазах закона я не уставший человек, решивший прикоснуться к прекрасному, а злостный нарушитель общественного порядка.

Я обернулся, чтобы посмотреть, как отвисшая челюсть ударила Эдика по коленям, а затем закатилась куда-то под сиденье, откуда достать в ближайшем будущем ее будет крайне проблематично. А Мирона продолжало нести по волнам сожаления об утраченной связи с галактическим пространством и нераскрывшихся чакрах по вине бдительности органов правопорядка:

— И оборвется на взлете прекрасная мысль, посетившая мою голову, — продолжал вдохновенно вещать мой напарник, только что не дирижируя перед собой руками, — а ведь, возможно, я стоял на пороге эпохального открытия или сочинял бессмертную симфонию! Но мы этого никогда не узнаем, ибо, ограничивая свободу общества мы душим в зародыше вольное творчество. И только злобные дядечки с серьезными ксивами в карманах могут беспрепятственно пить пиво на скамейке, но разве могут они размышлять о прекрасном?

В конце монолога Мирон практически пел, причем так красиво, что я почти прослезился. Эдика проняло точно. Он захлопнул рот с таким звуком, как будто внутри лопнул тот самый пузырь удивления, из-за которого глаза полковника вылезли из орбит и потеряли ориентацию в пространстве. Я захохотал во все горло, а Мирон только глянул на меня с деланой обидой и спросил: