Борис Батыршин - Забытые в небе

– Тосты с яичницей и апельсиновый сок. Сливки к кофе?..

– Обойдусь. Сахара тоже не надо.

Будь его воля, они вообще не покидали бы роскошный номер- люкс лучшего в Твери отеля «Бергхаус-Волжский». Но, увы, подруга, стосковавшаяся за два года, проведённых взаперти в Главном здании Московского Университета, всерьёз истосковалась по широким улицам и площадям, по толпам народа, по супермаркетам, ресторанам, кафешкам. Словом – по всему, что составляет облик современного города, не тронутого Зелёным Приливом.

На экранах, висящих за спиной диктора, картинка сменилась на взлётную полосу, по которой брали разбег три древних «Миража». Хвосты истребителей украшали зелёные квадраты с белой звездой и полумесяцем.

… типичная роковая случайность. Дело было на пятый день Большого Кашмирского Инцидента – тогда после глобального обрушения сети Интернет и спутниковых навигационных систем, началась всепланетная паника, и индусы решили воспользоваться моментом. Пакистанцы в долгу не остались: последовал обмен ядерными ударами, к счастью – по большей части, тактическими. И ровно в этот самый момент приходит сообщение о прорыве периметра Карачи.

– Представляю, какой там творился бардак!

– Вы правы, Женя Генерал, отвечавший за состояние периметра, приказал нанести по участку прорыва авиаудар – обычными напалмовыми контейнерами. Вылет производился с авиабазы Пешавар силами двадцать шестой эскадрильи – той самой, в чьи обязанности входит нанесение ядерных ударов. И по чьему-то роковому недосмотру один из трёх поднятых самолётов вместо бака с напалмом нёс спецбоеприпас.

– То есть, паки попросту напутали?

– Именно. И тем ужаснее оказались последствия этой ошибки – ведь именно после ядерного нокаута Лес Карачи ополчился на людей всерьёз…

– Не надоела эта ерунда? – Таня поставила на постель поднос с завтраком. – Будто в жизни тебе Леса мало!

– Соскучился по телевизору. – совершенно искренне ответил Егор.

– Ну, так переключи на развлекательный канал! А то нашёл, что смотреть…

Она села рядом и взяла сэндвич.

– Кстати, его дочка учится у нас на Биофаке. Руки убери, медведь, а то на тебя же пролью!

И со смехом шлёпнула по ладони, как бы невзначай скользнувшей вверх по бедру, под рубашку.

– Да ты что? Не знал.

Егор с сожалением убрал руку и потянулся к подносу. На ножку подруги – шелковисто-гладкую, открытую значительно выше, чем позволяли приличия – он старался не смотреть. В самом деле, кофе горячий, не приведи Лес, ошпарит…

– Точно-точно. На факультете говорили, что папа нарочно её к нам пристроил, чтобы снабжать его самой свежей информацией для своего шоу. Только она ничего такого и в мыслях не имеет. Девчонка совершенно сумасшедшая – раньше занималась экстремальными видами спорта, ну и у нас, вместо того, чтобы учиться, собрала кучку таких же больных на всю голову. Знаешь, что они затеяли?

– Ну?

– Ни за что не поверишь. Майка – так её зовут, – задумала пролететь на параплане от ГЗ до Поляны Серебряный Бор. Презентация проекта проходила у нас в библиотеке, так что я всё слышала. Позавчера… нет, три дня назад должны были попробовать.

– О, как! – он от удивления выпрямился, чуть не опрокинув поднос. – А я вот пропустил… Стоп, а как же пластиковая плесень? Современные парапланы – сплошь синтетика, нанонити и микрочипы. Это добро в Лесу и четверти часа не протянет, скиснет.

– Майкин отец не только профессор, он ещё миллионер. В дочке души он не чает. Выделил на её забавы столько, что она скупила у братеевцев весь паучий шёлк, произведённый за три месяца. Из него и заказали параплан, то ли в Англии, то ли в Швейцарии, не помню.

– Паучий щёлк? – Егор уважительно присвистнул. – Солидно… Впрочем, это им не сильно поможет. Не знаю, как с Эл-А на высоте, может, там она, правда, не действует. Но если девчонка не дотянет до Поляны и приземлиться – край, через час кони двинет, и никакие пилюли не спасут. Она что, совсем отмороженная?

– Совсем. А ещё у неё полный иммунитет.

– Вот уж действительно: дуракам везёт…

– …мне сообщают, что наше время подходит к концу. О том, что случилось в Сан-Паулу и Токио мы поговорим в следующем выпуске «Слова для Леса и Мира». А сейчас – сводка погоды и новости…

Мало кто из тех, кто в прежние, доприливные времена проезжал по улице Ходынка, догадывался, что в глубине дворов, прячется эдакая архитектурная диковина. Её не было на детальнейших ГУГЛ- картах, и даже от всевидящих глаз спутников-фотографов постройку скрывали густые кроны деревьев, заполонивших двор.

В этом смысле Зелёный Прилив мало что изменил. Деревья вокруг стали выше и кряжистее, появилась вьющаяся растительность вроде вездесущего проволочного вьюна и древолиан; пятиэтажки по соседству превратились в руины, а то и в холмы строительного мусора, заросшие лишайниками и малиной. Но сама двухэтажная постройка, похожая на башни старинных крепостей не только архитектурными деталями, но и толстенными, полутораметровыми кирпичными стенами, совсем не пострадала от мятежной флоры, в одночасье покончившей с гигантским мегаполисом. Разве что разглядеть её стало ещё труднее – ну так и раньше строение интересовало, разве что, дворников, держащих там свой нехитрый инвентарь, да местных алкашей, облюбовавших его для своих посиделок.

– Что здесь раньше было, не знаешь? – Виктор поворошил в камине кочергой и уселся, вытянув к огню ноги. Дремавший возле его кресла крупный рыже-бурый пёс пошевелился, приоткрыл один глаз и, не найдя поводов для беспокойства, снова засопел.

– Какие-то путейские службы, ещё с дореволюционных времён. Диспетчерская, или ремонтная контора… – лениво отозвался Сергей. – Правда, на МПСовских планах башни нет – мы специально узнавали, когда решили оборудовать здесь постоянную базу.

– Я, честно говоря, иначе её представлял. – признался Виктор. – Ну, когда вы с дядей Вовой предложили мне стать смотрителем Норы. Думал: эдакое тайное убежище, вроде пещеры в обрыве над рекой. А оказалось – обычные московские задворки…

– Так на то ж оно и тайное, чтобы не выделяться! – усмехнулся егерь. – Зато рыбалка, есть, как обещали.

Виктор согласно кивнул. Раньше в районе улицы Ходынка не было водоёмов, но сама улица давным-давно превратилась в речушку-переплюйку – то ли из-за просадок грунта над подземными коммуникациями, то ли из-за пробившихся сквозь асфальт и бетон многочисленных ключей. Весело журчащий поток, собирающий воду со всех окрестных родников, петлял по переулкам и в районе Трёхгорного вала терялся в заболоченных низинах близ Краснопресненской набережной. Ловились в Таракановке (так прозвали речку егеря) не банальные плотвички с краснопёрками, а странные земноводные твари, выходцы из древних геологических периодов, когда динозавры только стояли на очереди у эволюции. Существа эти расползались от Москвы-реки и чувствовали себя в Пресненских болотах вполне вольготно, деля их со змеями, грибочервями и другими доисторическими созданиями вроде гигантских стрекоз-меганевр. Именно из-за них, а так же из-за огромного количества необычных насекомых, вроде крупных, немыслимой красоты, кровососущих бабочек, речка и получила своё название.