Илья Рясной - Семь смертей майора Казанцева

Эти яппи обладают магнетической притягательностью для особей женского пола, как правило, не отягощенных интеллектом. Интересно, Ива тоже не отягощена? Или манипулирует этим самцом? Да ладно, это не важно. Что-то много я уделяю внимания пустому месту.

– Позвольте на некоторое время забрать у вас Иву Корниловну, – объявил я как можно вежливее, приблизившись к их столику. – У нас с ней возникли неотложные дела.

– Какие дела? – изумленно уставился на меня яппи, чью самодостаточность и величие я потревожил. – Ты о чем бредишь наяву, папаша?

– Ива Корниловна. Нам нужно поговорить. По работе.

– Рабочий день закончился, – все лез, как назойливая муха яппи, решивший побыть великодушным. – Папаша, возьми за мой счет вискарика и угомонись до утра. Или тебя сейчас выкинет охрана.

И с какого бодуна его понесло качать права? Видимо, хватанул лишнего и перестал ощущать ту грань, за которой не стоит пушить хвост и бросать афиши.

Можно, конечно, поиграть в тактичность, вежливость и дипломатию, хотя это и претит в работе с типами, носящими значок с призывами уничтожить мою страну. Но, во-первых, я был зол и озадачен наваливающимися событиями. Во-вторых, физически ощущал, что времени на политесы нет. Спираль событий закручивается с каждой минутой. Вот лопнет сейчас фиксатор, и изменения рубанут по нам со всей остервенелостью. Поэтому нечего тянуть кота за хвост. Есть преграда, довольно ничтожная, так снесем ее.

Я нагнулся, положил руку на плечо яппи и с видимым удовольствием произнес:

– Я не твой папаша, дитятко неразумное. Твой папаша – совхозный баран, и у него сын баран. И если ты не отскачешь прыжками, то я тебе переломаю все четыре копыта. И отобью рога.

При этом я не сильно, но очень болезненно вдавил болевую точку под его ключицей, сметая хмель. Говорил ритмично, давя на сознание. Тут не так важно, что говорить. Важно – как. Модуляции голоса и энергии.

– Доступно изъясняюсь? – спросил я.

Этому не учат. Это или дано, или не дано – выплеск модулированного сигнала эмоций, глаза в глаза. Хотя можно даже не смотреть в глаза, просто переплестись сознаниями на каком-то высшем плане. И выплеснуть всю накопившуюся в душе тьму и отголосок силы. Оказывает действие не хуже нокаутирующего удара.

– Доступно, – яппи нервно стряхнул мою руку. Поднялся, пьяно качнувшись. Нагнулся, чмокнул Иву в щеку. – Зайка, увидимся еще.

– Обязательно, заяц, – она икнула, глядя в бокал, где плескалась сине-красная химическая высокоградусная отрава, именуемая коктейлем с труднопроизносимым в приличном обществе названием.

– Нам нужно поговорить, Ива, – оставшись с ней наедине, напористо произнес я. – И незамедлительно.

– С чего это?

– Это касается вашей работы и коллег. И дело срочное, поверьте.

– Дело-о… А ловко вы Севу отшили. Он наглый, задиристый и липкий. Его в дверь, а он в окно. Поделитесь секретом укрощения баранов? – пьяненький взгляд ее прояснился, и в нем появилось полное осознание момента.

Девочка, похоже, не так проста. Не зря же в свои двадцать пять больше занята не поиском выгодного замужества, шмоткам и французскими духам, а копанием в древних рукописях.

– Поделюсь… Только не здесь. Тут рядом неплохой ресторанный дворик.

– Опять пить?

– Нет. Только есть. А не ели вы полноценно давно, как мне кажется.

– Такая диета. Пить алкоголь и ничего не есть… И что, я вот так прямо обязана сняться и идти неизвестно с кем непонятно куда?

– Я вас очень прошу, – опять вложил я энергию в импульс убежденности. И напоролся на ментальную преграду, достаточно жесткую, хотя и не осознанно, интуитивную, которую пришлось сминать определенными усилиями.

– А вы, собственно, кто?

– Простой функционер Российской академии наук. У которой иногда возникают срочные вопросы. Их надо решать, – я продемонстрировал ей одно из многих удостоверений, которые в нашей среде именуются документами прикрытия.

– Господи, чего только не бывает. Ну, пошли, – Ива с трудом поднялась. Покачнулась.

Я вытащил предусмотрительно прихваченный с собой из бардачка машины ингалятор, как для астматиков. И щедро прыснул ей в лицо.

– Да вы что! – воскликнула она, откашлявшись.

– Это поможет.

В ингаляторе было сильнейшее средство против алкогольного опьянения. Когда мы выходили из зала, провожаемые гневным и растерянным взором приземлившегося у барной стойки яппи, Ива стремительно приходила в себя.

Уже на выходе из клуба она окинула взором переливающийся в ритмах и мелькании цветомузыки зал:

– Господи, какая глупость.

– Что именно?

– Что я оказалась здесь. Осуждаете?

– С чего это я должен осуждать вас?

– Я закончила большой труд. Его взяли в работу в качестве монографии. А у меня традиция. Я всегда загуливаю по завершении работы. Полный отрыв. С выпивкой и подтянутыми накачанными мальчиками. Я же еще не старая женщина.

– И совсем не следите за новостями?

– Полное выпадение из социума. Иначе не считается.

Получается, она не в курсе гибели главного хранителя Сартакова, а также заведующей архивным филиалом Воронцовой. Может, даже не знает, что и филиал архива сгорел. Да, ее ждет сейчас хорошая встряска…

Глава 13

Мы приютились в тихом домашнем азербайджанском подвальчике в двух кварталах от «Единорога». Я тут уже бывал и знал, что за небольшую плату гостям предоставлялся отдельный кабинет. Такой, где можно спокойно поговорить, не опасаясь посторонних ушей. Если, конечно, кто-нибудь бдительный не расставил тут микрофоны. Но это вряд ли.

Я сделал заказ страшно вежливому официанту в белоснежной рубашке с бантиком.

Ива вальяжно расположилась на мягком кожаном диванчике. Благосклонно огляделась, кивком оценив стильный национальный интерьер. На полках были плотно расставлены, атрибуты народного быта – медные блюда, котелки и прочая рухлядь. А на стенах висели рисунки и фотографии гор, морей и столицы Азербайджана Баку.

– Извините, всех заношу в свои базы. Телефончики, имена, отчества, – она церемонно вытащила из сумочки пятнадцатый эйч-фон. Тот самый, который не включала неделю.

Пафосный такой агрегат, с логотипом в виде груши. Месяца два назад за этой пятнадцатой моделью давились насмерть в очередях на старте распродаж люди, тяжело больные шоп-истерией.

Я видел, что Иве хочется не столько забить мои данные в память, сколько продемонстрировать наличие у себя статусной вещи. Это такой рефлекс современных обывателей – демонстрировать статусную вещь. И меня это всегда раздражало. Статусная вещь в сути своей вредна. В ее основе желание выделиться не духом, интеллектом и силой, а финтифлюшкой, которая доступна не всем. Сегодня весь мир живет под пологом этой надреальности, где истинные достоинства заменяются глупыми и формальными материальными проявлениями. Мир становится насквозь фальшивым. И люди даже не понимают, насколько нелепы и смешны. Нужно сильно постараться, чтобы открыть под этим пологом истинную реальность, где живут настоящие человеческие чувства, свойства и проявления.