Семён Афанасьев - Младший сын

Капитан военной полиции с любопытством переводил взгляд с одного на другого и явно наслаждался представлением.

Тем более, подумалось Леониду, в случае разбирательства, на Лидию был и шикарный инструмент давления: гипномодуль. С учётом в с е х сопутствующих обстоятельств, только за одно это ей явно светила тюрьма.

– У меня есть претензия, – не сдавался химик, продолжая метать глазами молнии в сторону Лео. – Имели место угрозы лично моей жизни и безопасности. Я от своей собственной претензии не откажусь.

– И кто-то может твои голословные заявления подтвердить? – Леонид одарил строптивого преподавателя всё той же ласковой улыбкой голодного медведя. Явно обещая между строк более чем весёлую жизнь, после отбытия полицейских. – Или это только твои личные слова? Являющиеся исключительно плодом твоей собственной фантазии, без каких-либо независимых объективных свидетельств?

Как бы ни было, но дураком химик не был и соображал быстро. Оценив по-новому слова Леонида, он чуть побледнел:

– Вот он же видел. Он же присутствовал! – химик обличительно ткнул пальцем в математика.

Капитан полиции, хлопнув два раза в ладоши, вопросительно поднял подбородок и впился в математика взглядом, излучая немой вопрос.

– Он ничего не видел, – издевательски ласково ответил за математика Лео.

– Я бы попросил свидетеля ответить лично, – в первый раз за всё это время, прозвучало со стороны капитана. – Как вы говорите, не надо за него разговаривать.

Стоящий рядом сотрудник военной полиции хлопнул в ладоши пару раз и поднял вверх раскрытую ладонь, по которой капитан хлопнул своей.

– Я ничего не видел, – хмуро упёрся взглядом в пол математик, уже явно выбравший и сторону в споре, и свою позицию. – Показаний не изменю. Нахожусь в здравом уме и твёрдой памяти. Был погружён в себя, к происходящему не прислушивался.

Помимо обещанного Леонидом, математик уже успел сообразить: после травматического удара по голове, в случае дальнейших разбирательств, списать на состояние аффекта и травму головы можно будет абсолютно всё. А со Старшим воспитателем, к тому же исполняющим обязанности начальника Корпуса, лучше не ссориться. Особенно в свете не облагающихся налогом, ожидающихся материальных поступлений наличными.

– Но как же?.. Как же так?.. – впервые за всё время растерялся химик, пытаясь заглянуть в глаза математику (безуспешно). – Ты же рядом стоял! Ты же сам…

– Я. Ничего. Не. Видел. – математик наконец поднял взгляд на химика и вопросительно изогнул правую бровь. – Что тебе не ясно? Или ты за меня что-то хочешь поозвучивать?! Не на-а-адо, – математик плавно покачал головой в отрицательном жесте, явно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям.

– Это всё очень интересно, господа, браво, – капитан военной полиции похлопал в ладоши, – классный спектакль… но ваша чудесная беседа ровно ничего не меняет в ситуации. Помимо вас, – капитан с усмешкой обвёл взглядом всех присутствующих преподавателей, – есть и другие люди. Помимо заявления преподавателя, – кивок на химика, – есть ещё заявление от родителей кадетов. Травмы сегодня получил не только преподавательский состав, гы-гы. Я здесь не только и не столько из-за ваших, гхм…, дискуссий. По имеющимся материалам, ранения своих голов от ударов камнем сегодня, гы-гы, имели и кадеты. И я здесь в основном по факту нанесения повреждений учащимся. Не сомневаюсь, что преподаватели разберутся со своими проблемами самостоятельно, – капитан издевательски поклонился в сторону Лео. – Но вот несовершеннолетние кадеты – это уже никак «проходится». Тем более, вы б глянули, кто у них родители, и ч ь и заявления лично я сейчас отрабатываю… – капитан весело подмигнул Леониду.

Сердце которого ухнуло в пятки.

Про двух малолетних дебилов, которые полезли защищать светлую память долбаного сожранного азиатом кроля, Лео откровенно забыл. Как и о том, что кирпичом по голове сегодня выхватили и они.

Искренне полагаясь на свою должность, он до сего момента не сомневался: обоих четверокурсников он, при желании, легко загонит «под скамейку» и заставит петь исключительно под свою дудку.

Те просто не должны были успеть озвучить свои претензии, неслось в голове Леонида. Но успели.

По издевательскому взгляду химика, Лео понял: тот успел приложить руку и к этому.

– Ладно, глиста очкастая, ещё посчитаемся… – последние слова Лео задумчиво сказал вслух, спохватившись только после их озвучивания.

Полицейские, не стесняясь, прыснули смехом.

Химик удивлённо сверкнул очками, с достоинством подбираясь:

– Что вы сказали, господин Старший воспитатель?

– А? Что? Где? – спохватился Лео, даже не изображая растерянность. – Ничего, вам послышалось.

– Пожалуйста, проводите нас, по факту нанесения травм кадетам, к учащимся по фамилиям… – капитан уткнулся в планшет, явно посмеиваясь и выуживая те самые злосчастные фамилии этих долбаных четверокурсников.

Опросив в присутствии Старшего воспитателя Корпуса двух здоровых лоботрясов, капитан составил для себя картину происшедшего достаточно быстро.

По большому счёту, дело не стоило и выеденного яйца. Тем более что сами «пострадавшие» были хоть и помятыми, но вполне себе живыми и относительно здоровыми.

Осложнялась ситуация тем, что заявления по факту происшедшего были зафиксированы в Едином Реестре под такими фамилиями (родителей кадетов), что лично капитану (дабы не привлекать внимания больших чинов и власть предержащих) лучше всего было «отработать тему» полностью.

Применительно к реальности, это означало доставку третьего фигуранта инцидента в специализированный суд (как ни крути, а Корпус жил по армейским регламентам, хотя где она сейчас, та армия). В суде, скорее всего, судья бы удовольствовался показаниями «потерпевших», записанными капитаном собственноручно, с соблюдением всех полагающихся процедур, на штатный планшет. Случись судье что-то непонятное, третий фигурант ответит на вопросы прямо в суде, присутствуя лично.

Далее – скорее всего, небольшой штраф (пребывание всех фигурантов на территории Корпуса имеет и свои плюсы. В виде обязательных государственных медицинских страховок и снижения ответственности за содеянное, поскольку формально за кадетов отвечали ещё и воспитатели).

Кроме штрафа, учитывая фамилии заявителей, третий фигурант мог вполне получить запись в личное дело, которая осложнит ему карьерный путь сразу после Корпуса, но это было действом эфемерным. Сам капитан, прикинув здраво, на эту вероятность не поставил бы ни монетки: пострадавшие не отрицали личного вторжения в личное (тавтология) помещение третьего фигуранта, и на лицо была типичная обоюдка.