Семён Афанасьев - Младший сын

– Мои не болеют, к климату привычны, – снова свалился в ворчание Ахмад, с удивлением ловя себя на том, что инициативой в разговоре полностью владеет этот пацан.

– Возможно, пятницы и субботы – не самые их любимые рабочие дни, – с улыбкой продолжил пацан, безошибочно попадая в больное место.

В пятницу действительно бывали авралы из-за наплыва посетителей. А «свои» резчики работать сверхурочно могли не всегда. По целому ряду причин.

Особенно если учесть, что Ахмад в этом городе являлся ещё и мелким (сравнительно) поставщиком баранины и птицы в пару десятков элитных магазинов.

– Что знаешь о забое? – исключительно из вредности спросил Ахмад, поскольку пробовать кандидата всё равно предстояло на практике.

– Да, там несложно. – Отмахнулся пацан. – Первое. Перед забоем произносится определенная молитва. Второе. Животное нельзя пугать. Третье. Кровь вся, по максимуму, выпускается. – Перед последним пунктом, пацан сделал паузу, как будто что-то прикидывая.

Говорил китаец, в общем-то, верно. Но главным было то, что он отвечал с той уверенностью (Ахмад с высоты жизненного опыта это видел явно), которая проистекает из личного практического опыта, а не из теоретических знаний, полученных заумным книжным червем из комма и не видевшим ни одного барана живьём.

– Ну, про молитву даже не спрашиваю, – задумчиво уронил Ахмад, – раз ты на языке действительно чешешь, как на родном. Хотя, конечно, вопрос, сколько в твоём исполнении в ней будет силы…

Всё же спохватившись, Ахмад проявил толику вежливости и не стал добавлять просившегося на язык слова «куффар».

Собеседник, тем не менее, абсолютно верно истолковал проглоченную Ахмадом часть фразы, поскольку вздел руки в ритуальном жесте, произнёс стандартную ритуальную фразу «Bismillya…» и добавил:

– Я правоверный. Ханафитского масхаба.

На это изрядно озадачившийся Ахмад даже не нашёлся, что сказать сразу. Переварив, впрочем, удивление, продолжил:

– Как режешь?

– Три варианта, – уверенно ответил китаец. – Горло от себя, горло на себя. Это если по правилам.

– Третий вариант какой? – свёл брови вместе Ахмад, снова удивляясь.

Поскольку лично он о третьем варианте до сего момента даже не подозревал. И сейчас всерьёз терзался профессиональным любопытством.

– Указанные способы хороши, когда режешь в пищу, – пояснил китаец. – Но есть ещё минимум два варианта. Во-первых, есть места, где баранину употребляют не только правоверные. Вот там есть несколько видов колбас, для которых используется свежая кровь. Любого теплокровного животного. Наш вид забоя – с перерезанием горла – хорош тогда, когда туша максимально обескровливается. По правилам.

Ахмад только зубами и лязгнул, поскольку процент обескровливания туши был одним из ключевых требований поставки баранины в те самые местные элитные магазины.

– Если же кровь нужно собрать, для дальнейшего приготовления колбасы, то забой производится уколом в сердце. Лучше взять длинный нож с узким лезвием, – китаец показал руками. – Тогда, кровь преимущественно останется в районе грудины, и её можно будет вычерпать. Чтоб потом употребить в колбасу. Это не халал, но мы же сейчас говорим обо в с е х вариантах?

– Ты сказал, таких вариантов два, а назвал один, – напомнил Ахмад, которому беседа стала не на шутку интересной.

Похоже, китаец действительно понимал в теме ненамного хуже самого Ахмада.

– Это не пищевой вариант, – поморщился пацан. – Это если, например, нужно перерезать всех баранов, чтоб не достались противнику. Либо чтоб отравить тушами колодцы или водоёмы в степи. А-а-а, ещё кое-что забыл… Сам так никогда не резал, но знаю, что так на Далёком Востоке делают. Не правоверные, им вроде как кровь на землю проливать нельзя – вот они делают неширокий надрез кожи под ребрами, в который может пройти рука. Далее, резчик разрывает пальцами артерию, не знаю её названия. На туше показать могу.

– Хм, необескровленная туша протухнет на жаре в пять раз быстрее, чем забитая по правилам, – мгновенно сообразил Ахмад, прикладывая услышанное и на свой личный опыт, и на почерпнутое из исторических книг. – Логично… И водоём лучше травится так, как ты сказал, да… Режешь так же хорошо, как рассказываешь? – Ахмад отбросил желание праздно порассуждать на отвлечённые темы и вернулся к делам, поднимая взгляд на китайца.

– Давайте проверим, – пожал плечами тот.

– А вот проверим в пятницу, – поднял вверх указательный палец Ахмад. – Как ты и предлагаешь. Касательно платы… – Ахмад было замялся, но потом всё же решил с правоверным говорить откровенно. – Я не плачу страховку за своих сотрудников и не оформляю таких подсобных рабочих официально.

Ахмад требовательно впился взглядом в посетителя, ловя малейшие нюансы эмоций китайца.

– Бисмилля… – с явным облегчением пробормотал в ответ пацан. – Я и сам хотел просить о том же.

– Э-э-э, стоп! Тебя не ищут, часом?! – подозрительно спохватился Ахмад.

– Нет, – удивился китаец. – Хотите, с военным полицейским могу прийти? Живу на территории Кадетского Корпуса, с документами именно сейчас проблемы.

– А-а-а, ну так бы сразу и говорил, – моментально успокоился Ахмад. – Полицейских не надо, а-га-га-га-га… пусть и военных…

Странный китаец-мусульманин, видимо, по какой-то из программ обмена учился на местного «военного», три «ха-ха», сообразил Ахмад. В этой связи, желание пацана подработать, его умение резать скот, в сочетании с прочими «моментами» в разговоре, получали логичное объяснение.

А работать на стороне, обучаясь в Корпусе, видимо, нельзя либо не приветствуется.

– Запиши мой номер, – Ахмад протянул визитку китайцу. – Позвонишь в пятницу в обед. Скажу, к скольки подойти. Кстати, как тебя зовут?

– Ба Хыт, – представился пацан.

– Ух ты, почти как «счастье» по-нашему, – заржал Ахмад. [11] Бақыт – счастье (каз.) Вдогонку: БАХЫТ \ БАХТ и т. д. – «счастье» не только по-казахски. Ещё на массе других языков, не только сопредельных. И не только тюркских! Насколько помню, даже по-армянски «бахт» = то же самое.

– Видимо, да, – вежливо кивнул китаец.

– Всё, давай. Жду в пятницу.

В ресторане меня снова принимают за китайца. Когда администратор по задней лестнице, по моей просьбе, поднимается к хозяину, чтоб сказать обо мне, меня он оставляет внизу. Но разговаривают они громко, и слышно даже на первый этаж.

У меня мелькал в ходе беседы вопрос самому себе, а надо ли говорить, откуда я. Но хозяин, пуштун по имени Ахмад, меня вообще об этом не спросил. А лезть давать интервью, о котором не спрашивали… Не в том я сейчас положении.