Лили Рокс - Коронавирус

Мы идём тихо, однако треск веток под моими ногами иногда кажется оглушающим и кажется, будто его слышат все! Спустя пару километров я начинаю чувствовать, что что-то не так. Я разбудила сестру, задремавшую на моей спине и приложила палец к губам, чтобы она не вздумала произвести ни звука. Что-то должно случиться, шестое чувство в последнее время меня не подводит.

Я сажаю её и скидываю вещи в небольшой овраг, присыпав пожелтевшими листьями, приказав вести себя тихо. Сама достаю пистолет, который нашла около мёртвого психа в самом начале нашего пути, и иду на разведку.

Мне удалось разобраться с ним, и я даже уходила как-то к водопаду тренироваться стрелять, когда мы нашли хорошую пещеру и остановились там на несколько дней.

Прислушиваюсь. Всё слишком тихо. Подозрительно тихо…

Я держу пистолет наготове, но это оказалось напрасно — удар пришёлся со спины. Я падаю, пистолет выпадает из рук. Из носа течет кровь, отдавая металлическим вкусом во рту. Передо мной стоит псих, на лице которого кривится тупая улыбка.

— Какая сладкая малышка и совсем одна, — глумится он.

Моё сердце бьётся в горле от страха. Я пытаюсь определить место, куда упал пистолет. И не могу взять в толк, как ему удалось подкрасться ко мне так незаметно?! Он здесь один или его дружки затаились рядом?

Психи опасны, но с одиночкой ещё можно справиться. Встреча с толпой психов — верная смерть.

— Я не одна, со мной большая компания, просто я отстала. Скоро они вернутся за мной, так что лучше проваливай!

Я вижу рукоять пистолета в метре от моей правой руки. Медленно я смещаюсь в его сторону всем телом, чтобы потом схватить и выстрелить.

— Я так не думаю, — говорит он и со всей силы наступает на мою левую кисть.

Я кричу нечеловеческим голосом. Боль застилает мне глаза, я слышу хруст и молюсь, чтобы это была не моя рука, но адская боль доказывает мне, что я не права.

— Знаешь, — будто бы ласковым голосом произносит он, — ты красавица. Я даже готов отпустить тебя в обмен на маленькую услугу — за отсос.

Что делать? Наши силы не равны, я не смогу справиться с ним, не смогу победить его. Но и верить ему нельзя, он же псих! Он не отпустит! Ещё никому не удавалось уйти живым от этих маньяков-охотников! Я вспомнила про сестру. Одна она не доберётся до колонии. Чёрт.

— Ладно.

Видимо, он сильно обрадовался. Улыбка на его губах становиться ещё тупее. Он расстегивает ширинку, обеими руками берется за свои грязные штаны и нагибается, спуская их.

Этого момента, когда я выхожу из его поля зрения, мне достаточно. Я хватаю пистолет правой рукой и, когда он выпрямляется, стреляю в его пах. Лицо психа искажается гримасой боли. Заорав, он падает на землю, прижимая руки к ране.

— Тварь, ты тварь! — орет он, но встать не может.

— Ты тоже. — холодно бросаю я ему и в этот момент представляю, сколько эта мразь убил таких, как я за всё это время.

Последовал второй выстрел. Из дырки в его башке густой струёй начинает течь кровь. Я бросаюсь бежать. Звук выстрела могли услышать другие, если он не один. Я добегаю до сестры, на лице которой отражаются ужас и страх. Приказываю ей вытереть слёзы и перестать реветь, нам сейчас не до этого.

Схватив её и рюкзак, я бегу без оглядки. Адреналин даёт мне сил, я не чувствую тяжести и боли, поэтому бегу так быстро, как могу. Сестра на моей спине скулит и сжимает мои плечи совсем не детской силой.

Стараюсь не думать, что я только что хладнокровно убила человека. Это не человек… Это уже животное. Я сделала это ради сестры! И я сделаю всё, чтобы она оказалась в безопасности!

Мы по прежнему стараемся пробираться тропинками за городом. Это большой крюк, но так меньше шансов встретиться с мародерами.

Я никак не могу перестать удивляться, как наш мир в одночасье превратился в этот кромешный ад?! Как наступил апокалипсис, никто толком объяснить не уже сможет — он просто был результатом всех тех предпосылок, что мы не могли «расшифровать», и на которые толком не обращали внимание. Являлось ли это щебетанием уличных пророков, либо очередными «неубедительными» исследованиями учёных в бункерах — бог его знает.

Земной шар изменился раз и навсегда, и теперь нам предстоит научиться выживать в нём, приспособиться к тем животных условиям, что пробили нашу «культурную пленку» и пробудили глубоко спящие внутри инстинкты, которых еще недавно «не было». И над которыми якобы всегда властвовало сознание.

Попасть в уцелевший магазин и пополнить запасы хоть какой-то воды и еды, пробираясь через город — полное самоубийство, либо игра в русскую рулетку.

Поэтому, держа за руку свою пятилетнюю сестренку, с взлохмаченными волосами и чумазым личиком, более похожую на домовёнка Кузю, чем на девочку — мы, а точнее, я, решили пробираться через парк с озером на окраине. Кроме груды мусора и темных деревьев со рваными пакетами на ветвях, как бы кричащих «больно», там вряд ли можно было кого-то встретить.

Входим в парк мы под вечер, так как на чаше весов две опасности. Первая — это охотники на выживших, и вторая — одичавшие животные, типа собак и кошек. Впрочем, вторая опасность нас уже не сильно ввергает в ужас, в одном из домов я нашла много отпугивающих баллончиков с нервно-паралитическим газом. Этого хватит, чтобы отбиться даже от самой голодной стаи.

Кошек я почти не видела за всё время нашего путешествия. Либо они хорошо прятались, либо вымерли… Мелких собак тоже не встречала. Хотя до того, как случилась трагедия, чуть ли не в каждой семье было по такой милой собачонки.

Люди заводили собак-компаньонов и вечно трясущихся «дрищ-терьеров», как их метко назвал мой папа, который не очень любил собак. Даже если я увижу где-нибудь такую собачонку, то даже порадуюсь. Мне кажется, их уже просто не осталось на свете…

Если их ещё не съели вороны и не растерзали псы побольше, то особой опасности от них ожидать не следовало.

Эти малыши без людей не способны выжить. Хуже грудных детей… Апокалипсис разразился более полугода назад, и многие мелкие животные погибли в этой страшной борьбе за выживание.

Всем мелким жучкам и шарикам не суждено было выжить. И пожалуй, только я наверное сейчас вспоминаю о них. Все их бывшие хозяева (а точнее — хозяйки), которые очень любили своих мосек, давно в прошлом.

И этот факт заставляет меня трезво смотреть на этот мир. Опасность на каждом шагу. Мы для этих выживших шакалов, как две мелкие собачонки. Мы не можем защитить себя и нам только и остаётся прятаться и спасаться бегством.

Взяв в одну руку фонарик, а в другую руку — свою сестрёнку, я оглядываюсь по сторонам и показываю Иришке, что надо переступать тихо. Но ей это можно лишний раз не говорить. Она очень смышлёная и всё понимает.