Владимир Бабкин - 1917: Вперед, Империя!

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ «МАРФИНО». 25 июля (7 августа) 1917 года.

— Какая красавица…

Маша даже захлопала в ладошки в восхищении. Джигиты приосанились, да так, словно Мария похвалили их лично, а не лошадь. Впрочем, они-то как раз и старались.

— Ваше Высочество, разрешите представить вам этих славных воинов, командиром которых я имел честь быть.

Я представлял каждого, Маша находила каждому несколько слов благодарности и даже что-то спрашивала. В общем, горцы были в полном восторге и судя по их глазам готовы были убить-зарезать любого, кто хоть что-то скажет против нее или даже косо на нее посмотрит.

А ведь хорошая идея.

— Мария Викторовна, эти славные воины составят основу вашей личной охраны. Не подведете, джигиты?

Если бы сейчас тут нужно было добывать электричество для всего континента, мы бы вполне справились. Во всяком случае ощущение того, что от неописуемого восторга горцев сейчас тут из корней Земли начнут расти горы, у меня было вполне осязаемое.

Да, эти действительно зарэжут…

Наконец пришло время обратить внимание и на лошадей. И если мой Марс стоял чуть особняком, недобро поглядывая по сторонам, то вот белоснежная лошадка, словно почувствовав свой звездный час, игриво резвилась, явно глядя на Марию.

Маша протянула руку и просто ласково сказала по-русски:

— Иди сюда.

И кобылка, словно собачонка, вдруг оказалась прямо перед Тигрицей, тычась мордой в ее раскрытые ладони, в которых, словно по волшебству, оказались вдруг куски сахара.

Дале последовали четверть часа взаимного познания-одобрения и вот я уже помогаю Маше взойти на женское седло, затянутое на спине белоснежной кобылы. Не теряя более ни минуты, я взлетел на спину Марса, и всадник с всадницей устремились прочь. Лишь на некотором удалении скакали горцы и казаки охраны генерала Климовича.

— И как ты ее назовешь?

Мария озорно обернулась и заявила:

— Европа!

Я захохотал:

— Браво! Машенька, ты гений! Русская Императрица оседлала Европу! Браво!

Мы смеялись и скакали вдаль, не заботясь более ни о чем…

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОХОТНИЧИЙ ДОМИК «У ТРЕХГЛАВОГО ДУБА». 25 июля (7 августа) 1917 года.

Пылал камин. Мы сидели прижавшись, уставшие и довольные. Слегка пили красное сухое вино и вкушали охотничьи сосиски, зажаренные прямо здесь, на открытом огне. Вернее, пил в основном я, а Маша лишь символически мне составляла компанию.

— Тебе понравилась прогулка?

— Да, любимый, было очень здорово. И домик этот чудесный. Прямо посреди леса. Просто удивительно, что так близко к Москве есть такие заповедные места!

— О, тут много чего есть. А Силантий, местный лесник, может тебе показать воистину места, где живут сказки. Правда некоторые из них довольно жутковатые!

Последнее слово я произнес с расстановкой, добавляя понарошной жути.

Жена состроила испуг, и мы вновь рассмеялись.

— Кстати, Миша, ты обещал дорассказать эту жуткую и страшную историю…

— Это какую же, счастье мое?

— Про СТРАШНУЮ ИМПЕРСКУЮ ТАЙНУ!

— Ах, эту! Ну, слушай.

Делаю умное лицо и начинаю сказывать замогильным голосом:

— В одном Царстве. В русском государстве! Жил-был Царь. И вело Царство войну. И пришла пора ему войну эту выигрывать, но так, чтобы народ его сказал, что именно Царь выиграл эту войну, а не генералы вместо него…

Маша слушала, широко распахнув глаза.

Я запнулся и, оглянувшись по сторонам, тихо спросил:

— Ты почему так на меня смотришь?

Она тоже посмотрела по сторонам и, убедившись, что никого нет, точно так же тихо ответила:

— Если ты можешь валять дурака, то почему мне нельзя?

Шепчу ей на ухо:

— А вот и нет. Ты не можешь валять дурака!

Горячий шепот в ответ:

— Почему это?

Прикладываю палец к губам и отвечаю еще тише:

— Потому что ты можешь валять только дурочку!

Тигрица делано насупились и буркнула:

— Будешь обзываться, я тебя укушу.

— Кусай.

Когда наши губы освободились от сладкого, я спросил:

— Дальше рассказывать?

— Да, только сказочку ты мне на ночь дорасскажешь, серьезный разговор отложим на утро, а пока можешь продолжать меня развлекать.

— Может поговорим лучше о свадебном путешествии?

— Ах, это о том, в которое нам непременно и нужно было отправиться после срочной коронации и венчания?

— Именно о нем, любимая моя. Только представь! Два дня в комфортном поезде. Потом прекрасный дворец неподалеку от командного пункта. Крым, море, природа! Отличная яхта, Императорская, между прочим. Чудесная погода, Черное море и легендарная Византия! Император и Императрица. Я и ты. И перед нами завоеванный Константинополь, именуемый в России Царьградом. Будет неправильно, если Царь и Царица не посетят Царьград, не так ли? Кстати, счастье мое, а почему ты совсем не пьешь вино?

Она обернулась на окна.

— А тут точно сквозь ставни ничего не видно?

— Точно, я проверял.

— Тогда пойдем, дорасскажешь мне сказку на ночь. Нам пора подумать о Наследнике Престола Всероссийского, ведь у Царя и Царицы должен быть и Царевич, верно?

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОХОТНИЧИЙ ДОМИК «У ТРЕХГЛАВОГО ДУБА». 26 июля (8 августа) 1917 года.

Я разбирал очередные бумаги, когда в комнату мягко вплыла Маша.

— Я не дождалась кофе в постель и решила отправиться на розыски мужа.

Ее губы мягко коснулись моих.

— Доброе утро, любимый.

— Доброе, счастье мое. Я не знал во сколько ты проснешься, а будить не хотел. Приготовить тебе кофе?

— Ну, поскольку из постели я уже выбралась, то кофе в постель можно и отменить. Могу забрать твой.

— Забирай. Он все равно уже остыл.

— Ой, можно подумать!

Обойдя кресло, она обняла меня сзади и бросила взгляд на бумаги.

— Ты вновь в государственных делах?

— Увы, моя радость, дела требуют внимания. А я, к сожалению, несколько более в делах, чем обыкновенный помещик.

Мария фыркнула.

— Не хотела бы быть женой помещика.

— А графа?

— И графа. Только твоей.

— Тут я с тобой полностью согласен. Только моей. Никому тебя не отдам.

Нежно целую ее руку. Та в ответ смачно чмокает меня в макушку и перебирается в кресло напротив.

— Дорогой муж. Можем ли мы серьезно поговорить?

Откладываю бумаги и бормочу себе под нос:

— Серьезное начало дня… Я весь внимание, радость моя!

— Спасибо, Миша. На самом деле я очень волнуюсь. Я сердцем чувствую твое напряжение, и историю про Августейших гостей и сказочных генералов расскажешь мне при случае в другой раз. Никакие гости и никакие лавры победителя не заставили бы тебя так нервничать. Я вижу, как ты постоянно изучаешь доклады Ситуационного центра. Как ты во время самого развеселого праздника ищешь глазами Кутепова, Винекена или одного из своих адъютантов, словно страшишься какой-то новости. Ты почти полгода обходился без коронации и вдруг так резко заторопился. Все так плохо? Только не рассказывай мне о том, что это лишь для того, чтобы я скорее стала Императрицей. Я твоя жена и мне этого достаточно. Великой Княгиней я готова быть годами, если это создает какие-то проблемы. Так какие у нас проблемы? Я хочу понять, что происходит и к чему мне быть готовой. В конце концов меня это тоже касается.