Виталий Гавряев - Контра

Стемнело. В хозяйском доме, погас свет, во всех комнатах, по крайней мере, со стороны флигеля не светилось не одного окна. Вот и постояльцы, уже с час, как приступили к отработке официальной программы, какую от них ожидали "добрые" арендодатели. Гайдуки изображали некое подобие бурной "беседы", с радостными, или возмущёнными выкриками, но стараясь при этом не сильно то и шуметь. Незачем вынуждать не вовремя разбуженных, а поэтому особенно злых соседей призывать на помощь служителей правопорядка. Так что, всё шло так, как и задумывалось. Почти всё.

В комнату занимаемую графом, кто-то постучался, и из-за двери послышался тихий голос Петра:

— Александр Юрьевич, это, разрешите войти.

— Входи Петя. Чего ты там высмотрел? Какие у тебя новости?

— Так это. Акромя этого гада, в дом танцовщицы ещё люди подходят — с осторожной оглядкой. А только что, к ней подъехала тяжелогружённая карета. Ну, это… Я так подумал по тому, что видел, как тяжко её тащила лошадка. Вот из неё, из кареты той, под покровом ночи, приехавшие на ней люди, перенесли в дом один большой, тяжеленный сундук, и несколько малых. Вот.

— Молодец Петруха, благодарю за усердие.

— Рад стараться!

— Да не кричи ты так, не то всю округа разбудишь. Значит так десятник, раз всё так кардинально изменилось, слушай новую вводную. Акцию не отменяем. А из-за того, что нас так мало, а противника больше…

Время ползло неторопливо, как старая умудрённая жизненным опытом черепаха, с величественною неспешностью, и также не торопливо, оно преодолело условный рубеж — полночь. Как и положено, в это время суток, во дворе дома, арендованного мадмуазель Жоржеттой было тихо. То бишь, царила тишь и благодать, только где-то возле сарая сверчит одинокий сверчок, да вдалеке, лениво брешут дворовые собаки, то одна немного полает, то другая гавкнет ей в ответ, то третья, выдержав театральную паузу, подаст свой басовитый голос. Единственными кто не вписывался в эту идиллию, были четверо одетых во всё чёрное мужчин, притаившихся во тьме почти непроглядной ночи. Они прятались от посторонних взглядов в укромных, самых тёмных закоулках небольшого двора и как свойственно любому человеку, время от времени шевелились, выдавая этим своё присутствие. Но стоило скрипнуть входной двери дома, как все они замерли, один, находящийся ближе всех к крыльцу, даже затаил дыхание.

Не догадываясь о присутствии посторонних людей, на крылечко вышли двое молодых парней, и тихонечко притворили за собою дверь. Они немного постояли, наслаждаясь полуночным покоем. Но вот, один из них засуетился, раскурил находящуюся в его руках трубку и протянул её своему другу. Сделав поочерёдно несколько затяжек, и удалив первый никотиновый голод, парни продолжили обсуждать начатый ещё в доме спор:

— Всё равно, не понимаю я тебя, Волгин. — сипло говорил самый низкий из этой парочки. — Ты если что-то вякаешь, то гуторь только за себя.

— А чо?

— Да ни чо. Коли тебе гроши непотребны, то не гуторь такое за меня с Сявой. Я быть может, тоже не люблю нашего канцлера. Но поверь, порешить его ради одного лишь удовольствия, это не по мне. За спасибо рисковать и кидать в него бомбу, я не собираюсь. А ты…

Договорить в чём подельник был не прав, сиплый не успел. За спинами курильщиков возникли тёмные тени, синхронно, слитным движением закрывшие ладонями в перчатках рты, сразу обоим собеседникам и одновременно вонзившие холодную сталь в их сердца. Даже не верится, что это убийство совершили не привыкшие снимать часовых пластуны, а так, дилетанты пусть и имеющие небольшой опыт умерщвления себе подобных. Агонирующие тела ещё трепетали в крепких объятьях своих палачей, а другая пара черных силуэтов, уже "скользнула" в недра одноэтажного дома.

Первым, кого увидели гайдуки, ворвавшись в коридор, был крепкий, рыжий детина со свёрнутым набок носом. Он стоял лицом к распахнувшейся двери и на случай тревоги, сжимал в своей огромной руке палаш. А вот воспользоваться им, растерявшийся охранник не успел. Да и коридорчик был немного узковат для его оружия, ну и не ожидал мужичок появления столь шустрых, не званых гостей. Он только раскрыл рот, собираясь что-то выкрикнуть, но тут прямо в его грудь, влетел тонкий клинок стилета, брошенного с неимоверной силой. Странные возможности даёт человеку бешеный выброс адреналина. Дело в том, что здоровяка толкнуло с такой силой, что тот, попятившись, с грохотом упал на пол. На звук его падения не могли не отреагировать и из ближайшей комнаты, в коридор выглянул паренёк, с удивлением посмотревший на лежащего товарища, а затем на приближающегося к нему незнакомца в чёрном одеянии и растерянно спросивший: "А ты кто?" — ответом ему был удар ноги в пах и добивание кулаком в грудь, откинувшие вопрошающего обратно в комнату. И тут же, дом огласил девичий крик, который быстро прервался. А дальше, началось натуральное "избиение младенцев". Ворвавшаяся четвёрка мужчин, чьи лица закрывали чёрные вязанные шапочки с аккуратными отверстиями для глаз, охаживали всех кто подворачивался к ним под руку тонкими палицами (аналогом бейсбольных бит). Так что, весьма скоро, все кто находился в комнате, лежали на полу, "баюкая" травмированную конечность, или оглаживая те места, куда им попали в этой суматохе. Единственные кто избежал этой участи, это была Мария, она же мадмуазель Жоржетта и её худосочная служанка. Вот прислугу, выглядевшую более адекватной, и заставили вязать тех, кто лежит на полу. А отдавались приказы так, один из нападавших ткнул в служанку пальцем и поманил к себе, затем, указал на брошенные кем-то на пол обрезки верёвки, и на госпожу. Однако из-под маски, прозвучала не человеческая речь, а невнятное мычание.

"Таки чо, стоишь дура! — видя, что девка никак не реагирует на жесты, визгливо, почти истерично затараторил один из налётчиков. — Живо метнулась и повязала своих кентов!" — "Ч-ч-чего?" — "Верёвку в зубы, дура, и вяжи им руки, да ноги! Живо!" — "А? К-к-кого? За-а-ачем?" — "У-у-у Шма…! Не делай мне нервы Ш…ва! Таки делай то, чо я говорю и дядя, не будет делать тебе больно!"

Признаться, пленных уже вязали без участия прислуги, двое ночных налётчиков грубо переворачивали свои жертвы на живот и стягивали их руки сзади. Один, первый из тех к кому наклонились, постарался оказать сопротивление, но тут же пожалел об этом, его пинали ногами до тех пор, пока он не затих. "Картина" скоротечной расправы получилась жуткая. Когда двое крепких мужчин, молча, на виду у всех, упоённо избивают ногами лежащего на полу человека, это зрелище не для слабонервных людей. Так что думать о том, что ещё кто-то пожелает показать свою храбрость — абсурд. А дальше было вот что. Через пять минут, в спальню хозяйки, взяв за ноги, отволокли первого связанного пленника.