Юрий Штаб - Второй Шанс

— Да, — кивнул Гольцев. — Для презентации нашего шоу нужно снять специальный клип. Что-то типа демонстрации всего лучшего, что в нем было.

Их просто-напросто распирало от эмоций. Я, как человек далекий от телевизионного искусства, не знал, насколько престижна эта награда. Оказалось, что это наиболее весомый трофей в современном телевидении. Даже номинация в конкурсе была огромным достижением, а уж победа могла считаться пиком любой карьеры. Нужные съемки мы провели быстро и журналисты удалились, пообещав заглянуть в гости при первом удобном случае.

На следующий день ко мне пришел адвокат. Выглядел он обеспокоенным.

— Я сделал все, что было в моих силах. В ближайшие дни мы с тобой узнаем, будет ли дано разрешение на пересмотр твоего приговора.

— И что тогда?

— Если разрешение дадут, то стартует самый суматошный отрезок борьбы за твою жизнь. Начнутся всевозможные дополнительные разбирательства, комиссии, допросы в суде. Такого интереса со стороны общественности ты себе и вообразить не мог, даже во время съемок «Второго шанса». Если приговор все же будут пересматривать, то на тебя обрушится настоящая лавина репортеров самых разных компаний. Их внимание окажется очень назойливым. Ты должен будешь с этим смириться.

— Думаю, что я уже получил необходимую закалку, за то время пока меня судили.

— Полагаю, что в этот раз ты вызовешь еще больший ажиотаж, — покачал головой Меренков. — Теперь ты человек гораздо более популярный.

— Ну, как говорил мой друг Стас: «Ради того, что меня ждет впереди, можно немного и потерпеть». А в том случае, если разрешения на пересмотр не будет…

— В таком случае приговор останется неизменным, — закончил предложение адвокат.

После этого он ушел, посоветовав мне запастись терпением. Я приготовился ждать, утешая себя тем, что провёл в тюрьме уже много времени и несколько дней погоды не сделают. Главное, чтобы результат ожидания оказался тем, на который я надеялся.

В один из дней, вернувшись к себе после ужина, я обнаружил, что не могу зайти в интернет. Ничего срочного меня там не ждало, так что я махнул рукой и взялся за книгу. Вечером адвокат пришел ко мне в сопровождении двух охранников. Поначалу я не понял, зачем ему такой конвой, но недоумение мое быстро развеялось.

— Я пытался добиться пересмотра твоего приговора в самых высших инстанциях, но все было напрасно. Вердикт суда останется неизменным, — Меренков разочарованно развел руками.

Не знаю даже, что отразилось в этот момент на моем лице. Мне казалось, что все мои эмоции просто умерли в один момент, вместе с мечтой о спасении. Можно было не сомневаться, что если бы оставались хоть призрачные шансы, то адвокат бы не спешил развеивать мои надежды. Почему-то я не испытывал страха. Может, он еще придет позже, но сейчас я чувствовал только безумное разочарование от того, что все мои планы рухнули.

Меренков виновато откашлялся и сказал:

— Я еще смогу тебя навещать, если у тебя возникнет такое желание, а вот с другими людьми твои контакты отныне будут прекращены.

Я ничего не говорил — мне казалось, что желание говорить у меня пропало навсегда. Увидев, что от меня никакой реакции не добиться, о себе решил напомнить один из охранников:

— Виктор, ты должен отдать нам свой мобильный телефон. В случае если тебе что-то будет нужно, ты всегда сможешь позвонить по стационарному телефону.

В камере действительно стоял самый обычный телефон, предназначенный для внутренних звонков. Я ни разу им не пользовался, равно как и все остальные зеки — его миссию давно взяли на себя мобильные телефоны, внутренний форум и электронная почта. Существование этого агрегата было обусловлено должностной инструкцией, так что все его рассматривали только как пережиток прошлой эпохи.

Ни слова не говоря я достал мобильный из кармана и протянул им. Охранник, также как и минуту назад Меренков, смущенно откашлялся и забрал телефон, одним этим движением окончательно прерывая все мои контакты с внешним миром. От меня, вместе с телефонной книжкой мобильника, навсегда уходили Вова Гольцев и Славик Шевченко, пресс-секретарь Дима и журналист Коля Тарасов. Номера родителей я знал наизусть, но что в этом было толку, если с этой минуты я все равно не мог бы с ними созвониться.

Посетители меня покинули, но Меренков перед уходом пообещал зайти через несколько дней. Я так и оставался сидеть на том же месте, где меня застигла эта новость. Даже не нашел в себе сил попрощаться с адвокатом.

С этого момента моя жизнь превратилась в один бесконечный кошмар. Я вложил в отчаянную попытку спастись слишком много сил и надежд и теперь терзался от осознания того, что такие титанические старания пошли прахом. Я мысленно оглянулся назад и вспомнил, как упорно боролся за свою жизнь. Продолжал учиться и тренироваться, чтобы в ней оставался хоть какой-то смысл. Бил журналиста, который весело заявил, что я совсем скоро умру и это замечательно. Потом мирился с этим же журналистом, в надежде раздобыть денег. Искал и уговаривал адвоката. Делал все, что тот посоветует. Участвовал в съемках шоу, став, по сути, марионеткой тех, кто обещал зыбкую надежду на спасение. Дрался с Дымом, когда мной пытались манипулировать тюремные «авторитеты».

Теперь, когда мираж развеялся, я готов был биться головой об стенку от безысходности. Трудно прощаться с жизнью, но ничуть не легче оказалось осознать тот факт, что все твои старания не принесли результата. Мне не разрешали видеться с другими заключенными, кормили прямо в камере, гулять выпускали отдельно, доступ в общий спортзал закрыли. Других вполне привычных человеческих радостей, той же мобильной связи или интернет-общения меня тоже лишили.

От тренировок я начал отлынивать и в своём маленьком спортзале. От понимания того, что жить мне осталось недолго, сами собой опускались руки. Периоды полной апатии сменялись иногда вспышками нервной, лихорадочной энергичности, когда я не мог усидеть без дела и двух секунд. В такие моменты я наматывал круги по комнате или же начинал тренироваться как угорелый — совершенно бессистемно хватался за гантели, штанги или направлялся к турнику. Теперь физические упражнения были уже не частью плана поддержания себя в хорошей форме. Они стали лишь способом дать выход адреналину, а может быть, всего-навсего возможностью почувствовать себя пока еще живым.

Несколько раз я задумывался о самоубийстве. Я прекрасно знал, что следят за мной круглые сутки и не менее внимательно, чем недавно наблюдали за участниками шоу. При сегодняшнем уровне развития технологий даже темнота не мешала охране присматривать за мной. В голове мелькали самые разные идеи о том, как лучше распрощаться с жизнью.