Кирилл Ситников - Керины сказки

…ОН появился в их офисной жизни несколько дней назад. Первой засекла его своим зеленоглазым радаром коллега Безрукавко, как-то вышедшая покурить с кофе и заодно наорать на очередного диспетчера очередной службы доставки очередной ненужной хреновины для ванн. ЕГО она заметила как раз в момент произнесения «в суд!» в девятнадцатый раз, пожелала диспетчеру хорошего дня и замерла.

ОН вынырнул из-под шлагбаума, расправил широкие плечи, спрятанные под идеально прилегающий костюм, провёл изящной ладонью по дорогущей причёске и, двигаясь с уверенностью дворового некастрированного кота, унёс свой римский профиль в соседний корпус.

Отодрав нижнюю челюсть от собянинской плитки, Безрукавко сначала решила никому о НЁМ не рассказывать, чтобы не делиться. Но природа взяла своё, и тем же вечером офис в полном составе наблюдал ЕГО проходку обратно. Ровно через 17 секунд после ЕГО исчезновения охранник Ладушкин был прижат к стене и, пытаемый йогуртовым дыханием, выдал странную информацию: кто ОН, Ладушкин не в курсе, а корпус, в котором ОН предположительно трудился, никто не снимает. Исследования здания лишь подтвердили его слова – судя по цвету и запаху, в его стенах никто кроме голубей и бомжа не работал. Коллега Трескуновой сммщица «Нитро» Ниткина не обнаружила ЕГО ни в одной соцсети, за что подверглась общественному троллингу с её «дурацкими трёхмесячными курсами ни о чём». После двухдневного сменяемого наблюдения в окно коллеги Трескуновой вычислили, что ОН дефилирует по двору в 11 утра и 17 вечера, а при помощи мужниного бинокля коллеги Яковчук – что пальцы ЕГО чисты на предмет обручальных колец. С тех пор в офисе и завёлся Ритуал – в 11 и 17 весь коллектив, экстренно обученный Безрукавко искусству грациозного курения, высыпал во двор, чтобы пялиться на НЕГО и одновременно не обращать внимания (этим искусством весь женский штат владел в совершенстве ещё с малых лет).

– Идёт… – прошипела Морозова. Все затянулись и повернулись к НЕМУ рабочей стороной согласно самым залайканным фото в Инстаграме. Он прошагал мимо, обдав бабий круг чем-то дорогим и кензо-шанельным. Мельком посмотрел в их сторону и… скрылся в здании.

– Видели, как он на меня посмотрел? – с торжеством спросила Яковчук после паузы в три выкуренные сигареты подряд.

– С чёйта на тебя-то?!

– А на кого ещё? – ядовито ответствовала Яковчук.

– Пошли. Ни на кого он не смотрел. – Грустно вздохнула Никиткина, закашлялась и ввинтила окурок в табличку «НЕ КУРИТЬ ПОД ОКНАМИ!!!».

– Нечего тут ловить. – Резюмировала Безрукавко и вынесла вердикт: – Педик он, вот что. Я сразу поняла.

– Чо ж ты выпираешься тогда всё время? – резонно спросила Трескунова.

– За компанию! – огрызнулась та, пойманная на отсутствии логики. Отряд смотрящих понуро вернулся в офис.

…Трескунова раскрыла папку «АКТЫ ВЦРН ПВ/155/07 ДИМА» и отрешенно уставилась на файлы, мысленно подгоняя стрелку часов к 16:59. Честно говоря, она бы так смотрела в любом случае – как и все в офисе, она не до конца понимала, чем занимается их фирма. Что-то там связанное с полиграфией и металлопрокатом. Глубже Трескунова не вникала – её работа заключалась в распечатывании актов для некоего Димы (возможно даже её босса) и проверки текста на орфографию, за что Трескунова получала двадцать тыщ на карту и столько же конвертных. Её ближайшей карьерной целью было кресло коллеги Безрукавко. Во-первых, оно было удобней, во-вторых Безрукавко получала на десять тыщ больше, потому что что-то подписывала раз в квартал. Но Безрукавко впилась в него нарощенными ногтями и отказывалась даже беременеть. Отчаявшись расписывать Безрукавко все прелести личных детей, Трескунова поставила себе цель обскакать её хотя бы в плане НЕГО. У неё был план, и сегодня она намеревалась его осуществить. «И я тебя (сердечко сердечко)». Отстань, Трескунов. Не до тебя.

… – Дайте зажигалку ктоньть? – проверещала Ниткина, которая всё вечно забывала. – А где Трескунова?

Все огляделись – Трескунова подозрительно отсутствовала.

– Сдалась. – Произнесла Безрукавко. – Ну и хорошо. Шансов больше.

Дверь раскрылась, и цокот шпилек, разорвавший тишину усадебного двора, прозвучал как расстрел. Трескунова подиумно вышла в свет, поправив доселе припрятанный в сумочке пуш-ап.

– Эй! Это нечестно! – запротестовала Безрукавко. – Ты переобулась! У нас был договор – только в сменке, алё, где кеды?!

– Сиськи?! Откуда сиськи?! – завопила воришка-Морозова.

Коллеги судорожно выхватили телефоны и посмотрели на время. Без минуты пять. Они поняли, что они ничего не успеют с собой сделать. Потому что минута для красивой женщины – это Ничто. Это даже не миг. Красивая женщина даже моргает дольше. Чтобы все увидели, какие у неё сногсшибательные ресницы. Минуты, конечно, хватило бы, чтобы убить Трескунову, а труп спрятать в кадку под дерево. Но красивые женщины никогда не пойдут на такое некрасивое, неизящное преступление.

Дверь ЕГО здания распахнулась – и вышел ОН. Сделав пару идеальных шагов, ОН идеально остановился и посмотрел в сторону женского коллектива. Без транспортиров и аппаратуры фотофиниша было понятно – ОН смотрел на Трескунову. И улыбнулся ЕЙ. Улыбнулся так, что лица коллег тут же покрылись лёгким загаром.

– Сука. – Не открывая рта, выпалила Безрукавко.

– ****ец твоим карандашам. – Подумала Морозова и подмигнула Яковчук. Развернувшись нерабочей стороной, понурые соперницы Трескуновой ретировались в офис.

ОН продолжал смотреть на одинокую победительницу и улыбаться. Трескунова почувствовала, что её лицу скоро понадобится крем «50+», и очень-очень случайно глянула в ЕГО сторону.

– Приветик… – томно промямлила она ЕМУ. ОН молчал. Она сделала цокающий шаг в ЕГО сторону. В исправленный нос нежно ударил ЕГО кинзо-шанелевый аромат. ААААААААА!

«Я хочу ЕГО поцеловать. Хочу-хочу-хочу. Трескунов козёл. Явно мне изменяет. Точно себе говорю. УУУУУУУ!!!!».

Трескунова подлетела к НЕМУ вплотную и впилась в губы, несколько раз похлопав ладошкой по ЕГО бедру, потому что ОН – нахал. Странно. Почему-то вкус хлеба во рту. Пофигу. Его язык… Почему он такой твёр…

Крюк пробил ей щёку, обдав жуткой болью. Какая-то неведомая сила рванула их из реальности, оставив в прогретом воздухе еле заметную дрожь да недолгий вихрь тополиного пуха…

…Дышать стало невозможно. Трескунова открыла глаза и тут же стала сожалеть, что они у неё есть: её, всё ещё целующуюся с размякшими остатками ЕГО, с любопытством рассматривала огромная рыбина с развевающимися усами, лежащая на чешуйчатом брюхе. Исполинский карп лёгким движением плавника снял Трескунову с крюка. Трескунова стала задыхаться от ужаса и нехватки кислорода, и затрепыхалась в плавнике. Карп понял намёк и выпустил её в плетёный садок. Дышать стало легче. Трескунова шумно вздохнула, немного пришла в себя и огляделась. В мутном колеблющемся пространстве за жесткими прутьями она разглядела свою реальность – очертания усадебного дворика с персиковыми стенами и деревьями в кадках. Её коллеги, будто написанные крупными масляными мазками, разбредались с работы…