Елена Горелик - Пасынки

В этом плане Никита Степанович видел и слабые места. Заговорщики торопятся — это раз. Не принимают во внимание личность намеченной в жертву принцессы, вероятно, считая её просто красивой куклой — это два. И, наконец, совершенно не имеют понятия о том, что гневливый и вздорный человек — это только часть Петра Алексеевича. Другая его часть обладала редким прилежанием к труду и пониманием хотя бы направления, в коем должна двигаться Россия. Но была и третья часть, тайная. Та, что на шестом десятке прожитых лет наконец научилась мыслить холодно и расчётливо, невзирая ни на что. Именно этот Пётр, трезво-расчётливый, как и полагалось быть истинному государю, выделил среди подчинённых графа Головкина некоего неприметного титулярного советника. Почему именно его? И почему его одного? Неведомо. А в том, что на этой особой службе он такой один, Кузнецов знал совершенно точно.

«Отныне никто тебе не указ в делах сих, кроме меня. Никто!»

Здесь заговорщики просчитались особо. Они не ждали, что император начнёт пересоздавать Тайную канцелярию с пустого места, в тени, оставив ведомство Толстого и Ушакова на виду, яко пугало для самых глупых. Государь обязан ведать истину, а какова истина, проистекающая от пытошных дел, то даже последнему дураку ведомо. Любого на дыбу подыми, сознается и в том, что делал, и в том, чего не делал, и в том, что даже в страшном сне никому присниться не могло.

А альвы-то каковы, а? Братец с сестрицей раскололи его в два счёта. Значит, правда, что они там у себя в подобных делах за тыщи лет поднаторели. Вот и углядели своего . Выходит, с этого дня он уже не один на особой государевой службе? Так, что ли?

Судя по тому, как спокойно держалась во время разговора принцесса, и как задумчив был её братец — да.

— Насчёт дел лекарских я разузнаю, — сказал он, обдумав услышанное. — За сие беспокоиться вам более не след. Однако и от вашего высочества я теперь жду сведений, до коих мне при иных обстоятельствах не было бы доступа.

— За Петром Алексеевичем шпионить не стану, уж извините, — иронично усмехнулась принцесса. — Это было бы слишком, даже для меня. Но за окружением его буду следить в оба глаза, и делать выводы.

— А знает ли государь то, что знаете вы? — неожиданно поинтересовался альвийский князь.

— Знает, — кивнул Кузнецов. — Заговорщики не первый день шушукаются, а я примечаю. Не знает пока лишь того, что я сейчас от её высочества услышал.

— Тогда будет уместнее, если о том ему сестра расскажет. Иначе у государя могут возникнуть вопросы относительно того, как вы добыли эти сведения.

— Да уж, как бы голову не оторвал, — без особой радости проговорил Никита Степанович. — На действия при самом дворе я от него приказа не получал.

— Значит, я беру это на себя, — мелодичным голоском пропела альвийка. — Уж как-нибудь уговорю Петра Алексеевича на то, чтобы…вы более не тянули эту лямку в одиночку. Мой опыт при дворе батюшки может оказаться небесполезен.

О том, каким образом она станет уговаривать Петра Алексеевича, Кузнецов предпочёл не думать. Не хватало ещё скорчить понимающую рожу и тем её оскорбить, высокородную. Эх, бабы, бабы…

— Уговорите ли, ваше высочество? — усомнился он, однако. — Государь наш не из покладистых, может и воспретить.

— Значит, быть у нас первой ссоре, — заметила она тем же тоном, что и прежде. — Мы не в игры играем, а серьёзное дело делаем, согласитесь, господин Кузнецов. Здесь не уместны какие-либо предрассудки.

— Может, и не уместны, но с их наличием вам считаться придётся.

— Именно. И я намерена обратить эту слабость в силу. Если от меня не ждут чего-то…особенного, следовательно, они уже совершили ошибку, эти ваши заговорщики.

— Ну, раз уж на то пошло, то, быть может, вы назовёте их имена? — уже почти без иронии спросил Кузнецов.

Альвийка на несколько секунд задумалась, подперев подбородок тонкими пальчиками, даже глазищи свои зелёные прищурила.

— Это знатные персоны, — сказала она, подытожив свои размышления. — Достаточно родовитые, чтобы их не задвинули без веского предлога в глушь, но недостаточно полезные державе, чтобы их продвигали на первые места. Если же так случится, что у Петра Алексеевича появится сын, они потеряют всякую надежду на скорое возвышение. Их единственная возможность — Петруша, наследник. Посему ключевой фигурой заговора я полагаю Алексея Долгорукова — ведь это его сын состоит в фаворе у мальчика.

— Как и ваш племянник, — напомнил господин титулярный советник.

— Если меня обвинят в убийстве императрицы, опала коснётся всего моего народа. Нет, Никита Степанович. Латыни, быть может, я не постигла, но отдельные изречения уже ведаю. Есть среди них и такое: quo prodest. Ищи того, кому выгодно.

А этой принцессе палец в рот не клади, всю руку откусит. Зная о заговоре только самое общее, сходу назвала имя главного злодея. Наблюдательна, ум цепкий и недобрый, а рука к мечу привычна. Что ж у альвов за мир такой, если иному среди них не выжить?

— Будь моя воля, я бы вас на службу взял, — в голосе Никиты Степановича не было даже тени иронии. — Но всё в руках государевых. Согласится приставить вас к настоящему делу — так тому и быть. Нет — не обессудьте.

Тонкая, задумчивая, одинаковая улыбка озарила лица брата и сестры.

— В последнее время я что-то стал чувствовать себя совсем как дома, — весело проговорил князь альвийский. — Даже не знаю, огорчаться мне, или радоваться.

Ответить ему никто не успел. Сперва в коридоре раздались быстрые шаги, затем явившегося окликнула охрана, тот, само собой, ответил. Судя по тому, как невозмутимо, даже немного отстранённо держалась принцесса, всё шло своим чередом.

Курьеры к Петру Алексеевичу всегда вваливались, как к себе домой, запыхавшиеся, краснолицые. Будто не верхами добирались, а бегом на своих двоих. Хоть и было такое привычно, но Кузнецову это не нравилось. Захоти он убить хоть императора, хоть кого угодно из высшего света, курьер — самое лучшее прикрытие. Они привычны, почти безлики и вездесущи. Придавить настоящего где-нибудь, в его платьишко переодеться, сумку на плечо, и вперёд, делать своё чёрное дело. Ни с кем он, правда, этой мыслью не делился, да и случая не было. Но если всё сложится удачно, то курьерскую службу немного переиначит. Не будут эти ребятки вламываться в кабинет государев, грязными сапогами топоча, как сей бравый парень, а станут сдавать бумаги особому офицеру под роспись. Мороки больше, зато головной боли меньше.

Принцессу курьер, видимо, знал давно. Если он и удивился, застав у неё гостей, то не подал виду. Выложил несколько наскоро запечатанных писем и небольшой кожаный тубус на стол кабинет-секретаря, а затем, не особенно церемонясь, протянул альвийке сложенную в несколько раз цидулку [31] Записку .