Андрей Минин - Школа

Во двор набежала ребятня помладше. Ровесники Алисы или совсем ещё карапузы, лет восьми, десяти и стали лепить снеговиков и кидаться снежками.

— Ах, ты ж... — Сплёвывал я снег, что попал мне в рот. Юные маги только посмеялись, сидя за белой стеной и повторили обстрел, громко крича при этом и улюлюкая.

— Бей тёмного колдуна! — С азартом пулял в меня снежки мальчик с оранжевой шевелюрой. Ещё один полурусал с Буяна, как и одноклассница. Откуда у него эти бредни в голове — понятно. Наташка постаралась.

— Ну, я вам сейчас покажу! — Состроил я страшное лицо и стал медленно сводить руки над головой. Поднялся ветер, снег зашуршал и пришел в движение, дети испугались и попытались сбежать, но не получилось. Рядом с каждым из них стоял олененок, сверкающий синим, что присел на передние ножки, придержав их и предлагая покататься. Крики ужаса сменились на радостные, забрались они на оленей, ухватившись за рожки и устроив гонки наперегонки.

— Спасибо дядя Андрей, — поблагодарили они меня. И откуда только имя знают, покачал я головой, пройдя в ворота школы, что сами открылись, стоило мне приблизиться.

Тмутаракань и в подмётки не годилась Лукоморью, шел я по улицам города и наслаждался атмосферой. Всюду бегали детишки, прогуливались взрослые маги, не переставая колдовать на каждом шагу и раскланиваясь со встречными. Такое чувство, что все друг — друга знали, остановился я у булочной.

— Чего тебе дорогой? — Улыбнулась мне женщина за стойкой, колдуя над тортом двухметровой высоты. Взмах и из подсобки прилетели ягоды клубники, что выстроились в имя именинника. Взмах и белую массу сливок накрывает волна горячего шоколада, что тут же застывает.

— Булку с сыром, — отсчитал я мелочь.

— Держи две, — передала она мне пьяняще пахнущие изделия в бумажном пакете и подмигнула. Я улыбнулся и вышел из её заведения, уминая подарок. Хлебушек просто таял во рту. Ма! Вкуснятина.

— Посторонись! — Промчались мимо меня ребята, за девушкой в маске Яги. В игры играют. Нет чувства обреченности. Даже странно. Может они не знают, что происходит на востоке?

Жизнь била ключом. Единственное напоминание, что, что-то не так, так это обилие магов в чёрных одеждах. Разбойничий приказ бдит.

Мало по малу, я покидал благоустроенные кварталы, заходя вглубь города, где все было не так радужно. Снова появились высотки, широкие улицы исчезли, сменившись кривыми и в ямах. Снег здесь был чёрным. Прохожие больше не улыбались, а были мрачными и напряженными. Держались за кошельки и ножи на поясах.

У магазинов побирались опустившиеся потомки первых. Тянули руки к прохожим, прося милостыню.

— Подай, — придержала меня за рукав женщина в рванье. Из-за её спины с любопытством меня осматривала девочка лет пяти. Глаза зеленющие, жуть! Сильной ведьмой будет, понял я сходу.

Женщина же была странной. Глаза затуманены, речь невнятная. Просит, явно не понимая о чём. Только дочь и удерживает её от полного сумасшествия, понял я, видя, как она тщательно прикрывает её от чужих глаз. Бережёт.

— Привет, — обратился я к девочке, что спряталась за маму. — Не расскажешь, что с вами случилось? — Пустил я волну добродушия. Заклятья из раздела приворотов, в настольной книге для молодых ведьм. Лет в двенадцать вычитал, забравшись в комнату бабушки. Ох, и отхватил я тогда!

Она снова выглянула, уже без страха в глазах и бойко ответила.

— Не знаю, — подобрала она красивого жука с дороги и передала мне. — Подарок, — шаркнула она ножкой, в порванном ботинке. Тот расправил крылья, засветился и снова перелетел к ней, зарывшись в волосы. — Ой! — расстроилась она, пытаясь отыскать его в немытых зарослях.

— И давно с твоей мамой такое? — Пытался я понять, что меня насторожило.

— Да, — загрустила она. — Вот столько, — показала она мне четыре пальчика.

Как то это не правильно, вновь обратил я внимание на женщину, что стояла сгорбившись. Одежда хоть и рваная, но раньше явно была красивой, цветастой, да и сама она привлекательной, смог я разглядеть это, за слоем грязи.

Платье на девочке же, что прикрыто дырявым тулупом — хоть и поношенное порядком, но качественное. Пуговки перламутровые. Надо разбираться.

— А где вы живёте? — Отвлёк я малышку от поисков коварного жучка, что не хотел покидать хозяйку. — И как тебя зовут, если не секрет? Меня Андрей, — склонил я голову.

— Мама раньше звала ватрушкой, смеяной и егозой. — Погладила она ту по руке. — А живем мы в комнатке над этим магазином, — показала она на вход в лавку с посудой. — Хочешь, покажу своих кукол? — Совсем расхрабрилась она.

— Конечно, — закивал я, соглашаясь.

— Пойдём, — повела она меня в закоулок, ведя маму за ручку, как несмышленого ребёнка. Пройдя мимо мусорных бочков, мы вышли к ржавой лестнице, что поднималась вверх. Четырнадцатый этаж и дверь, что не запирается на замок, помог я Смеяне открыть ту. Петли давно требовалась смазать.

— Вот! — Зарылась она в ворох тряпья, вынув куклу, без одного глаза и ноги. — Она заболела, — ласково погладила её по голове девочка. Я же осматривался.

Вся квартирка состояла из одной комнаты в двенадцать квадратных метров, где уместилась кухня, туалет и спальня. Стен не было. Лишь унитаз был огорожен шторкой. И грязь! Везде море грязи, резко обернулся я, уловив краем глаза призрак женщины, что растворился в стене. Немолодая, со свисающими до живота грудями и одетая лишь в старое покрывало, всё в дырах, прорехах, сквозь которые виднеется тело в струпьях.

— Бадзула, — прошипел я сквозь зубы. Нечистый дух, что заставляет людей бродяжничать. — Пристроилась в этом доме, присосалась, тварь этакая?! — Стукнул я кулаком о стену, разбив его в кровь.

Коли случается такое несчастье, как дух, присосавшийся к дому, так у хозяина начинает всё из рук валиться, несчастный начинает пить, горевать, пускает на ветер с трудом нажитое и идёт по миру. Всё встало на свои места, порадовал я девочку, передав пакет со второй булкой и пока она её ела, делясь с мамой — приступил к делу, под любопытным взором зелёных глаз.

Отыскал веник и стал подметать, подняв тучу пыли, на которую дунул, создав смерч небольшого размера, что подхватил грязь, не давая ей упасть. Старая мебель, гнилое тряпьё и остальной хлам полетели в него. Не меньше часа возился, оглядел я дело рук своих. Всё сверкало и пахло.

— Он жужжит. Мама боится, — подёргала меня за штанину Смеяна, указывая на смерч, что разросся до потолка и крутил в водовороте весь тот хлам, что скопился в квартире.

— Извини, — пригладил я её вихры. — Сейчас я его! — Прищёлкнул я пальцами, отправив смерч далеко от дома, на противоположную от заката сторону. Знающим магам известно, что извести Бадзулу можно, просто прибравшись в доме, прошла рябь по стенам, стоило ему скрыться с глаз долой. Дикий визг, скрипы, последний вздох и всё. Нечистый дух изгнан.