Владимир Семибратов - Попаданец наоборот. С Гражданской войны на Великую Отечественную

Странно, но характер местности резко изменился. Исчез густой подлесок, почва стала более ровной, деревья стояли не так плотно. Это одновременно и радовало и настораживало Истомина. Радовало, потому что позволяло идти быстрее. Из продуктов в вещмешке оставался только хлеб, и надо было попытаться побыстрее выйти к населённым местам. Из нагана ведь не поохотишься. А настораживало, потому что в случае чего труднее будет укрыться в зарослях.

Вдруг внимание Истомина привлек странный жужжащий звук, исходящий с неба. Он задрал голову и увидел летящий совсем низко аэроплан. Окрашенный в ярко-зелёный цвет аэроплан плыл в безоблачной синеве неба. «А аэроплан-то красных», – сразу понял Истомин, поднеся к глазам бинокль. На крыльях, хвосте и фюзеляже летательного аппарата были ясно различимы опознавательные знаки в виде красных пятиконечных звёзд. «Не иначе как меня ищут», – мелькнула неприятная мысль, но тут же исчезла, поверженная неоспоримой логикой фактов. Да кто он такой, чтобы за ним на аэроплане гонялись? Каппель, что ли, или сам Колчак? Нет, раз уж красные авиацию подтянули, то, видимо, поблизости есть кто-то посерьёзнее и покрупнее. Какое-нибудь белое соединение тоже в Сибирь пробивается, что, собственно говоря, очень кстати. Но тут события приняли совершенно неожиданный оборот. Послышался рёв ещё двух авиационных моторов. Со стороны запада в небе появились ещё два аэроплана, но каких. Монопланы с чёрными крестами на крыльях и свастикой на хвосте. Как коршуны, увидев добычу, спикировали на зелёный биплан. Раздался треск пулемётов и, теряя высоту, оставляя за собой полосу чёрного дыма, аэроплан красных понёсся к земле. Но через мгновение и один из монопланов тоже задымил, развернулся и со снижением пошёл к западу. Как зачарованный стоял Истомин и наблюдал воздушный бой. Что же это такое, что за неизвестные аэропланы сбили биплан красных, чьи они? Крест на крыльях только у немцев, а вот свастика. О боже! Только тут до Истомина дошло, что подбитый неизвестный аэроплан падает прямо на него. Единственное, что он успел сделать, это инстинктивно упасть на землю. А аэроплан, ломая деревья, рухнул в нескольких сотнях шагов от него. «Да, повезло, что не на голову», – только и подумал Истомин. Встав и отряхнувшись, направился к месту падения. Его так и раздирало любопытство, что это за аэроплан. Взрыв был несильный, из чего можно было сделать вывод, что могли остаться крупные обломки и, возможно, не сильно пострадало тело погибшего авиатора. А при нём должны быть документы, карта и оружие, что в его положении совсем не лишнее.

Подойдя к месту катастрофы, Истомин убедился в своей правоте. Ударившись о деревья, аэроплан развалился на части, а лётчика выбросило из кабины. Его мёртвое тело свисало с ветвей осины. Чуть поодаль, на поверхности небольшого сильно заболоченного лесного озера горела вода. Очевидно, туда упал мотор. Поняв, что пожара не будет, Истомин скинул на землю труп и осмотрел погибшего. Внешне авиатор пострадал не сильно, видимо, смерть наступила из-за внутренних повреждений, и это радовало, так как оружие и документы в этом случае, скорее всего, целы и не запачканы кровью. Первое, что сделал Истомин, вытащил из кобуры лётчика его личное оружие. Им оказался немецкий пистолет «Люгер-08», он же «Парабеллум». Вполне знакомая вещь ещё с Германской. Потом достал из планшета карту. Надписи на немецком. Странно. На карте была изображена часть Смоленской губернии. Глупость какая-то. Где Урал, а где Смоленск. Зачем же лететь с картой того места, которое от тебя за несколько тысяч верст? Не иначе как перед вылетом немец карты перепутал. Стоп, а это ещё что? Взгляд Истомина упал на мелкий шрифт в нижней части карты. Отпечатано в Берлине в 1941 году, – следовало из надписи. Да уж, что лётчик, что наборщик. Издали карту «будущего». А ещё хвалятся немецкий порядок, немецкий порядок. Ладно, посмотрим, что это за такой «непорядочный» немец попался. Расстегнув комбинезон, Истомин достал документы пилота и обомлел. Лётное удостоверение выпало у него из рук. И было от чего. Из удостоверения следовало, что погибший является немецким лётчиком-истребителем, вот только родился он в 1919 году. Причём в декабре, а сейчас июль, а выдан был сей документ в апреле 1939 года. Такого просто не могло быть. Истомин помотал головой, пытаясь привести мысли в порядок. Поднял удостоверение, прочитал его ещё и ещё раз, желая понять, что всё это значит. Карта Смоленской губернии с опечаткой в дате издания, это вполне могло быть. Ну ошибся наборщик, цифры в дате выпуска местами перепутал. Из-за этого карту само собой никто не забракует. Но личные документы! В них две ошибки: в дате рождения и дате выдачи. Да писаря за такие ошибки, ведь подобные документы в принципе недействительны. Если только сейчас не 1941 год. Истомин снова помотал головой. «Меня что, от взрыва аэроплана контузило что ли? Как можно из 19-го года в 41-й попасть?» «А ты на него внимательней посмотри, – вдруг вмешался внутренний голос. – Комбинезон-то не на пуговицах. Дальше вы, ваше благородие, на фронте с 1916 года. Были у немцев такие аэропланы, как тот, на котором он сейчас летал, и не один, а в паре. Да и чего бы это немцам за красными гоняться, если их Ленин шпион немецкий. Ну сами посудите, может ли быть такое, не может. А раз так, то на дворе 1941 год».

Всю свою жизнь Истомин считал себя человеком разумным, признающим в споре только логику и факты. А посему чудовищным усилием воли заставив замолчать внутренний голос, от слов которого его бросало в дрожь, он стал искать доказательства обратного, но вот только нашёл прямого, да ещё какого. Кроме лётного удостоверения в карманах погибшего оказалось удостоверение непонятной организации «С.С.», в которой покойный авиатор имел честь состоять с 1941 года в звании шарфюрера. А также карманный экземпляр книги некоего Адольфа Гитлера «Майн Кампф» – «Моя Борьба», изданный в 1938 году в Берлине, и свернутая листовка на русском языке, из содержания которой следовало, что победоносная немецкая армия, начавшая 22 июня 1941 года войну против Советской России, пришла на русскую землю, чтобы освободить её народ от власти большевиков. А поэтому предлагается всем русским людям не оказывать сопротивления и переходить на сторону немецких войск. Круг, как говорится, замкнулся.

«А неплохой, в общем-то, в будущем шоколад», – констатировал Истомин, пережёвывая последний кусочек плитки шоколада, тоже найденной у немецкого лётчика.

С того момента как он под давлением неопровержимых фактов осознал, что всё-таки попал в 1941 год в район Смоленска, судя по всему в июль, ну или конец июня, прошло уже несколько часов. Как это случилось и почему, так и осталось для него загадкой. Можно было лишь с уверенностью утверждать, что перемещение во времени и пространстве произошло на той самой колдовской поляне с языческим капищем.