Сергей Марьяшин - Роботы божьи

Егор пролистал каждую книгу. Они были дореформенными, в кириллической кодировке, но настолько переполненными американизмами, что понять что-либо было сложно. Только Мишка Сурмилов и его собратья по добровольному ледяному плену смогли бы прочесть их без ущерба для умственного здоровья ― в то время на таком языке разговаривали. Егор всегда испытывал неудобство, общаясь с Мишкой, да ниспошлет ему Шива благоприятное перерождение!

Он еще раз взглянул на обложки. Алекс Поушкин, "Креативы Белкина" и "Дэдз-н-кидз" Айвона Тоургенева. Егор никогда не слышал о таких писателях. В школе из классики он проходил Пелевина, Джорджа Мартина ― обоих в переводе на русский ― и Сорокина в старших классах. На обложках были наклеены зеленый и желтый кружочки с крупными абрревиатурами внутри: ENFP и ISFJ соответственно.

Егор покачал головой и бросил книги обратно. Наташа поймала обе разом. Неудивительно, что она выигрывала у него в настольный теннис ― с такой превосходной моторикой она могла бы голыми руками ловить гадюк, если бы те еще существовали.

К счастью, теперь нет нужды тратить время на книги. Друггл может скачать в Среде Гулл любую, а затем в двух словах изложить хозяину содержание. "Все-таки великое дело ― двухстрочные аннотации, ― подумал Егор. ― Чтение хрестоматий было слишком обременительным".

Но сейчас Наташа не рисковала лишний раз выходить в Среду, чтобы их не раскрыли. Она уселась на узкий подоконник выходящего во двор окна и углубилась в чтение. Ее зрачки расширились, а губы зашевелились, словно она неслышным шепотом произносила каждое прочитанное слово.

Гляда на ее сосредоточенное прекрасное лицо, Егор успокоился. Он страшно волновался всякий раз, когда она выходила за едой. Егор представлял, какими глазами смотрел бармен на ее голые ноги, когда она просила разрешения взять книги, и его кулаки сами собой сжимались, а в голове появлялись темные, нехорошие мысли. Воочию наблюдая отморозков через щель в пыльных шторах, он был в ужасе от их манер.

В Дубне царила атмосфера обреченности и упадка. С самого утра неряшливо одетые люди, похожие на наркоманов, брели, пошатываясь, к уродливо оформленным барам и пивным, где, судя по всему, привычно проходили их дни. К вечеру прилегающая к отелю улица оживлялась. Появлялась шумная молодежь на самодельных лодках и скутерах. Они пили прямо на улице из привезенных с собой бутылок, после чего ныряли в бары, откуда доносилась отвратительная музыка, отличавшаяся от скрипа двери лишь тем, что была много громче и ритмичней.

За два дня Егор не увидел ни одного симпатичного лица. Наташа предположила, что местные жители не причем, а всему виной сложная ситуация, в которой он оказался, и его подавленное настроение. Егор не согласился. Он знал, что неплохо разбирается в людях, а изучение соционики только укрепили его убежденность. У него не было иллюзий по поводу аборигенов. Конечно, их обделила судьба, они не вписались в современный мир, потеряли все, что когда-то любили, и все такое прочее. Но даже это, на взгляд Егора, не оправдывало их злобного остервенения и жестокого отношения друг к другу.

Возможно, сказывалась близость увеселительных заведений, но две безобразные драки за два дня ― это перебор. Ночью невменяемые дерущиеся сорвали вывеску-ослика и разодрали его на части, использовав ноги в качестве дубин. Как и предполагал Егор, ослик был электрическим: куски мумии настоящего животного не смогли бы нанести такие увечья. Потом приехал катер ― не полиция, а что-то вроде местных сил охраны порядка. Одетые в разномастные пластиковые доспехи люди стреляли в воздух из дробовиков, пока толпа не разбежалась.

На месте схватки остались лежать два тела. "Полицейские" подцепили их крючьями и затащили на свой катер, словно это были свиные туши, хотя Егор ясно видел, что как минимум один из них был жив. Бедолага бился, словно нанизанный на рыболовный крючек червяк, и громко кричал, моля о пощаде. Прохожие торопливо спешили мимо, стараясь не смотреть на ужасную сцену. Никто не вмешивался; создавалось впечатление, что подобные вещи происходят тут ежедневно и давно никого не удивляют.

Когда катер "охранников правопорядка" уплыл, Егор отошел от окна. Его трясло. За два дня он увидел столько жестокости и насилия, сколько не видел за всю свою жизнь. Нет, иллюзий по поводу "настоящих" у него не осталось. Он чувствовал себя гораздо спокойнее, когда Наташа была рядом. Как жаль, что он оказался здесь в этом нелепом смокинге и не мог ходить за едой сам!

Кто-то тихонько постучался в дверь. Егор подпрыгнул в кровати от неожиданности. "Только бы не бармен!" ― испуганно подумал он. Бармен ― и хозяин гостиницы по совместительству ― заходил уже несколько раз. Сначала он якобы хотел показать, как пользоваться пультом от сломанной настенной телепанели. Потом пришел чинить панель, а последний раз ― просто поговорить. При этом он едва замечал Егора, зато неотрывно пялился на Наташу. Его побуждения ясно читались на грубом небритом лице. Казалось, бармен пытался понять статус необычных гостей, нащупать их слабые места, чтобы надавить на них и получить желаемое. А желал он, без сомнения, Наташу. Больше всего Егор боялся, что бармен видел его в новостях. Если так, сейчас он обдумывает, как избавиться от Егора, чтобы заполучить Наташу в свою полную власть. Чего доброго, еще начнет шантажировать их, угрожая выдать полиции, если не получит своего. Егор отчаянно жалел, что пренебрег предложением Лизергин достать оружие. Что-нибудь стреляющее и грозное на вид им бы сейчас не помешало.

Наташа соскочила с подоконника, подошла к двери и, отодвинув щеколду, осторожно приоткрыла дверь, предусмотрительно оставив металлический трос ― еще одна линия защиты ― защелкнутым. Увидев стучавшего, она отстегнула трос и распахнула дверь. Егор с облегчением вздохнул: на пороге стоял Петр Авдеев. Он был в своей обычной одежде ― в гавайской рубахе и просторных брюках неопределенно грязного цвета. Этот странный наряд, всегда удивлявший Егора своей нарочитой простотой, был идеален, чтобы сойти в Дубне за своего. От взгляда Егора не укрылась мелькнувшая на наташином лице радость. Соционическая связь работала как часы: активаторы всегда рады друг другу.

Авдеев вымученно улыбнулся и обнял Наташу, нежно похлопав по спине. Сегодня он был трезв. Только тут Егор заметил, что священник выглядит мрачнее тучи. Он приехал с пустыми руками, обещанной одежды для Егора не было.

― Привет беженцам! ― сказал Петр, отдуваясь после подъема по лестнице и присаживаясь на край гелевой кровати.

Погрузившись в теплое желе, он тут же не без труда вскочил.

― Как вы спите в этой слизи, не понимаю, ― проворчал он с гримасой отвращения. ― Где мне можно присесть? Устал, два дня мотаюсь по городу. Староват я уже для нелегальной деятельности.