Сергей Марьяшин - Роботы божьи

― Но какое отношение мишкин мотылек имеет к этим... полусферам?

― Все размороженные годами видят похожие сны: что люди принадлежат пушистым шарам или птицам. А еще насекомым: бабочкам, жукам или подобным существам. Мозг пытается интерпретировать то, для чего у него нет образов. Хозяева ― факт за пределами обыденного человеческого опыта. Подсознание не понимает того, с чем столкнулось, поэтому подсовывает сознанию то, что кажется похожим.

― Почему же я видел во сне белые полусферы, а он ― бабочек?

― Дети не испорчены дискурсивным мышлением. Они воспринимают все как есть. А взрослые видят лишь то, что позволяет им видеть разум. Впрочем, вполне может быть, что и пушистые шары ― не их истинный облик. Возможно, такими они нам только кажутся. Мы не знаем, какие они на самом деле.

― Я вижу противоречие.... ― задумчиво сказала Наташа. ― Вы описали Хозяев как владельцев ваших жизней, контролирующих каждый ваш вздох. Словно боги. И тут же говорите, что огромная группа людей случайно застряла в их мире на сто лет. Значит, эти ваши Хозяева не обладают контролем?

Священник пожал плечами.

― Возможно, им понадобились люди без чипов, и они законсервировали нужное количество. Они ― высшие существа. Не нам судить об их намерениях.

― Высшие существа? Без конечностей? ― недоверчиво спросил Егор.

― Без конечностей, без органов чувств. Без языка, цивилизации и культуры. Без разума.

После слов священника над балконом повисла тревожная тишина, нарушаемая лишь звуком моторных лодок с улицы. Переварив сказанное, Егор спросил:

― Вы издеваетесь над нами?

― Отнюдь. Я рассказываю подробности, как ты просил.

― Без разума? Хозяева человечества ― без разума?!

― Мир не таков, каким нам кажется. Мы воображаем, что не можем постичь его из-за сложности, а он прост, но все равно непостижим. И в нем возможны вещи, которые кажутся нам неприемлемыми и невообразимыми, даже неприличными. Мы живем в своего рода аквариуме, изолированном от реальности. А Хозяева снаружи, и мы в их полной власти. Им, в их собственном мире, разум не нужен. Там все устроено по-другому, проще. Чем ближе к истинной реальности, тем проще. Ты никогда не сможешь этого понять. А я не смогу объяснить, потому что сам не понимаю.

― Вы нас разыгрываете, ― сказал Егор, натужно рассмеявшись. ― Признайтесь: вся эта история про неразумных Хозяев человечества ― выдумка от начала до конца. Это абсурд, такого не может быть.

― Почему?

― Потому что это нелепость! Бред какой-то... Не понимаю, зачем вы так шутите?

― Не стоит недооценивать жизнь, ― сказал Авдеев, сочувственно глядя на Егора. ― Открытия и сюрпризы бывают не только в детстве.

― И что же, я должен просто поверить вашим словам?

― Раньше ты верил.

― Раньше вы не говорили ничего важного... ― сорвалось у Егора. ― Простите ― ничего подобного.

Священник лишь печально улыбнулся и покачал головой.

"Он врет. Он все придумал", ― телепатически прошептала Наташа, крепко сжимая ладонь Егора.

Однако Егор знал, что Авдеев не врет. Егор слишком хорошо понимал людей, чтобы отличить правду от лжи. Он словно раздвоился. Одна его часть без тени сомнения знала, инстинктивно чувствовала: священник прав. Мысль о том, что Хозяева действительно существуют и он принадлежит им, ― не только он, но все люди на Земле, что жили прежде, живут сейчас или будут жить, ― наполнила его душу липким страхом. Он вдруг понял, что это знание всегда было с ним, оно спало в нем всю его жизнь. Кажется, оно ждало лишь верных слов, чтобы кто-нибудь произнес: "все люди ― роботы", чтобы проснуться и стать кошмарной реальностью.

Другая его часть, вредная и своевольная, торжествующе ликовала, забыв обо всех опасностях, что свалились на них с Наташей. От допущения, что рассказ священника ― правда, Егора охватил сладкий ужас. Он буквально кожей чувствовал, что в этой жуткой новости, которую он узнал от Авдеева, кроется возможность ― пока неизвестная, но грандиозная. Возможность чего? В уме само собой всплыло слово "свобода". Парадоксально, но узнав о человеческом рабстве, он испытал огромное облегчение ― словно невидимый груз, давивший его всю жизнь, ставший привычным и оттого незаметным, внезапно свалился с плеч. Егор почувствовал неведомую ему прежде легкость, умственную и даже телесную, будто эта тяжесть и освобождение от нее и впрямь были реальными.

Идея свободы, еще неясная, забрезжила перед ним. Знание о Хозяевах сулило волнующую неизвестность, приключение и свободу: свободу от вязкого болота повседневности и привычной рутины, от бессмысленной суеты, от жизни белки в колесе, от предопределенности судьбы и более того ― от законов физики и жесткой детерминированности его каждодневного существования. "Война все спишет", любил говаривать Сурмилов; это была одна из любимых мишкиных фразочек. В данном случае "войной" были Хозяева, одним фактом своего бытия перечеркивавшие привычное мироустройство вместе со всем, что Егору в нем не нравилось ― а не нравилось ему многое. Идея существования Хозяев человечества привела его в пугающий восторг.

Но главное, в чем он не признался бы никому на свете, даже Наташе: страшная весть священника обещала свободу от ответственности за себя и свою жизнь... свободу от себя! Свободу от тирании ума, застарелых комплексов и постылых ограничивающих мнений, вложенных ему в голову еще в нежном детстве. К счастью, Наташа не могла его слышать, потому что это были еще не мысли, а то, что им предшествует: ощущения, мыслеформы, зародыши слов. Они возникли так быстро, что не успели облечься в слова, пробежав в его мозгу яркой молнией и исчезнув там же, откуда возникли. От вида мрачных бездн, на миг приоткрывшихся в его душе под влиянием рассказа священника, по коже Егора побежали мурашки.

― Ты поверил, ― тихо сказал Авдеев, вглядываясь в побледневшее лицо Егора.

Егор подавленно молчал, будучи не в силах вымолвить ни слова. Он почувствовал озноб, хотя сидел под прямыми лучами жаркого солнца.

― Почему мы должны вам верить? ― строго спросила Наташа. ― У вас нет доказательств. Ничего, кроме ваших слов.

― У меня есть доказательства. Но не для тебя ― для него. Чтобы узнать, как обстоят дела на самом деле, человек должен умереть. Я не знаю, как вы умираете и что ждет вас за чертой. Может быть, это доказательство сошло бы и для тебя. Но я, правда, не знаю.

― А можно, чтобы никто не умирал? Должны ведь быть другие пути?

― Можно, ― согласился Авдеев. ― Я знаю человека, который побывал там. Он вернулся с того света, сохранив ясную память о путешествии. Такое случается очень редко. Может быть, ты поверишь ему, раз не веришь мне.

― А кто он, я его знаю? ― спросил вынырнувший из самоуглубления Егор.