Сергей Марьяшин - Роботы божьи

В три года, когда ребенок уже имеет зачатки личности, устройство включают. Прежние модели чипов проходили тщательное тестирование перед отгрузкой, ведь им предстояло работать в голове человека всю его жизнь. Изредко случалось, что чип не активировался ― из-за редкого брака, но чаще по причине индивидуальной непереносимости. Теперь, когда их выращивают прямо в мозгу, сбой активации может произойти из-за недостатка минеральных веществ в организме. Иногда ― при имунных заболеваниях ― организм активно отторгает чип, и тут уж ничего поделать нельзя. Остается один выход: трепанация черепа, опасная процедура, которая отнюдь не гарантирует, что новый имплантат приживется. Отказавшимся от нее приходится носить трехмерные очки, наушники или другие устройства для инвалидов, вроде проекторов на сетчатку глаза, но все это только подделки, дающие жалкое подобие реальности.

Робот принес заказ. Искусственный кофе горчил, а в пирожные переложили камелинового масла, но Егор это едва заметил. Он смотрел на Нину. Она слизывала сладкие капли с ледяного шара на палочке, трогательно ухватив ее двумя пальцами.

"Что за прелесть, ― думал он, ― совсем как ребенок! Ну почему именно ей суждено было оказаться без чипа? Эта странная аббревиатура, наверное, и означает инвалидность. Хотя нет ― она же сказала, что я сам INFJ. Наташа! Черт возьми, что это такое?"

"Я не знаю".

"Но она назвала меня этим словом! Разве существуют вещи, которых не знает Гулл?"

"Так спроси у нее".

Перестала называть меня "милым", отметил Егор.

"Хочешь сказать, Гулл от меня что-то скрывает?"

"Говорю же, не знаю".

Будто прочитав его мысли про инвалидность, Нина достала из сумочки очки с узкими стеклами.

― Вас не смутит, если я буду в очках? Мы называем их очками второй реальности.

― Нет, конечно. Боитесь, что к сверчку приделан политический лозунг? ― улыбнулся Егор и уточнил: ― Мы ― это INFJ?

Она перестала есть и посмотрела на него с укоризной.

― Мы ― это люди без чипов. Егор, прошу вас: оставим эту тему, иначе мне придется уйти.

Он извинился. Повисло неловкое молчание.

― Ну почему вы так прицепились к дурацкому слову? ― с досадой сказала Нина. ― Хотите все испортить.

― Вы назвали меня словом, которое не знает Гулл. Я только что еще раз проверил. Вы сказали, что из-за этой аббревиатуры наши возможные отношения не имеют перспективы. Я малость встревожен. Вдруг это смертельная болезнь и я через месяц умру? ― неловко пошутил он.

― Вы что же, на встрече с девушкой разговариваете с другглом? Хорошенькое дело. Получается, у нас свидание на троих.

Она нервно засмеялась. Егор выжидательно молчал. Похоже, она не собиралась уходить. Как, впрочем, и отвечать на его вопрос.

― Вы много знаете, ― сказала Нина задумчиво. ― Расскажите о себе.

― Что именно?

― Про ваше детство. Вы писали, что родились в Индии. Так интересно! Я никогда не была в Индии. Всю жизнь провела в Москве, это ужасно скучно.

Егор ненадолго задумался. О своих рождении и младенчестве он знал со слов матери. Она так часто рассказывала об этом, и эти картины так ярко представали перед его воображением, что Егору стало казаться, будто он действительно помнит свои первые годы. История его индийского происхождения была романтичной и в меру печальной, и притом правдивой от первого до последнего слова. Она была именно тем, что требовалось, чтобы вызвать интерес у сидящего напротив обворожительного существа. Он откашлялся и начал свой рассказ.

Судьба русского человека, рожденного в индийском ашраме и получившего имя Шри Сатья Радж Баба Прасад, по определению не могла сложиться легко. Едва появившись на свет, маленький Прасад стал источником неприятностей для себя и своей семьи. Ему оказали огромную честь: новорожденного представили самому божественному аватару. И надо же было такому случиться: в самый торжественный момент, разволновавшись от всеобщего внимания, младенец испачкал живому богу одежду. Аватар, пятый по счету владелец реинкарнационной франшизы, обладал взрывным темпераментом. Не сдержавшись, он крепко выругался в адрес малыша и допустившей конфуз матери.

Этот случай неожиданным образом повлиял на впечатлительного отца ― которого, к слову, звали Сатчитананда, или Алексеем Крыжко в миру ― и через короткое время тот оставил мать и дитя, не оправдавших высокого божественного доверия. Отец горевал недолго и вскоре был утешен: аватар подобрал ему новую подругу, более подходящую с точки зрения кармы, из подвернувшихся под руку ашрамных девиц. С тех пор Прасад никогда не видел отца.

На сохранившихся коротких видеозаписях, которые подросший Прасад спустя годы пересматривал часами, отец представал бледным, болезненно худым брюнетом с острым носом и сизым от бритья подбородком; чаще бритым наголо, а иногда с отросшей лохматой шевелюрой. Одет он был по индийской моде: в широкие шаровары с опущенной проймой и рубаху навыпуск, на шее висели килограммы деревянных бус. У него был глухой бесцветный голос и потерянный взгляд, полный печали; на запястьях татуировки: знак "Ом" на левом и его санскритское имя на правом. Говорил он мало, только грустно смотрел куда-то в сторону и просил прекратить снимать. Иногда Прасад спрашивал себя: что его мать нашла в этом невзрачном на вид человеке? ― и не находил ответа.

Вторая крупная неприятность произошла, когда ему исполнилось полтора года. Впав в депрессию, Анна, его мать, ― тогда она называла себя Амрита ― не пожелала возвращаться на родину и первый год своей жизни Парасад провел в ашраме, пребывая в счастливом неведении о невзгодах окружавшего его мира. Несмотря на досадный эпизод с аватаром, никто не собирался выгонять их из общины. Напротив, положение матери-одиночки вызвало у тамошних женщин известное сочувствие к Амрите. Они всячески поддерживали ее и помогали, чем могли.

К концу первого года родничок на головке младенца стал закрываться. Окружающие забили тревогу: момент инсталляции чипа, без которого невозможна нормальная интеграция в человеческое общество, мог быть упущен. Погруженная в переживания Амрита ничего не предпринимала, проявляя поистине преступное равнодушие к будущей судьбе сына. Кто-то сообщил в полицию; в дело вмешались индийские власти. Мать с ребенком принудительно доставили в местную больницу и, невзирая на ее протесты, ― довольно вялые, впрочем ― вживили чип. За процедуру с ее счета списали заметную сумму, но проблема заключалась не в этом.

Спустя полгода, окончательно разочаровавшись в духовных поисках, глубоко подавленная Анна решила прервать затянувшееся индийское приключение и вернуться в Москву. Тут-то их с Прасадом и ждала главная неприятность, из-за которой он едва не пополнил собой трехмиллиардную армию перемещенных лиц. В его голове стоял чип с индийской прошивкой, что автоматически означало гражданство Индии. На первый взгляд, ничего страшного ― она отличается от американской лишь номером региона. Однако разница была огромна: гражданину Индии для въезда в Россию требовалась виза. У Прасада, ее, естественно, не было. Их не пустили в страну, посадив на обратный рейс в Индию. Еще месяц ушел на получение российской визы. Наконец, уладив формальности, они вернулись домой.