Андрей Смирнов - Бог Непокорных

— Все, пока можешь быть свободен.

Волоча за собой подушку, Котя уныло побрел обратно под кровать. Дейри вновь откинулась на ложе и, сколь могла мило, улыбнулась трем северянам.

— Где же вы, мои львы?.. Берите меня скорее!..

Она постаралась придать своему голосу оттенок горячей страсти, но северяне не оценили ее усилий.

— Демон! — Жестко проговорил Кабур, выставляя клинок в сторону Коти. В ответ Котя показал ему язык.

— Так она ведьма что ли?.. — Вгляд Галена метался от лиц сотоварищей до кровати с баронессой и обратно.

— Идите ко мне! — Настаивала Дейри. — Ну что же вы встали?..

— Да пошла ты к черту!.. — Кабур отступил к двери. Ждавший реакции спутников Гален, поняв, что решено отступать, метнулся к выходу еще быстрее. Мелькран взвесил метательный топор в руке, помедлил… один бросок — и голова ведьмы расколется надвое… но что-то подсказывало ему, что этот бросок может обернуться для них большими неприятностями, и он убрал топор и вышел из комнаты последним.

Дейри несколько секунд смотрела на дверь. Может, они еще вернутся? Котя положил подушку на пол у кровати и сел на нее сверху.

Когда стало ясно, что не вернутся, она вытянула ноги и уставилась в потолок.

— Вот так всегда… — Расстроенно проговорила она. — Никто меня не хочет…

— Никто нас не любит. — Сделав жалостливую мордочку, поддакнул Котя.

— Никому мы не нужны…

— Бедные мы несчастныееее… — Заревел демоненок.

Дейри повернулась на бок и некоторое время с неопределенным выражением наблюдала, как Котя умывается слезами, жалуясь — от лица их обоих — на жестокую судьбу. Вскоре ей надоело слушать нытье, и она замахала на него рукой:

— Все-все… успокойся. У друг друга есть мы — а это уже неплохо!

— Оу… — Котя вмиг прекратил плакать и принял игриво-кокетливый вид. — Это предложение? Могу лишить тебя девственности, если хорошенько попросишь.

— Да у тебя и лишать-то нечем, — Дейри скептически оглядела бесполую черную фигурку.

— Хвостом! — Котя напыжился и напряг хвост, от чего тот резко выпрямился, увеличился в размере в полтора раза и мелко завибрировал, сделавшись похожим на толстый стальной прут.

— Ладно, — согласилась Дейри. — Но сначала ты меня научишь заклинанию вытягивания Тэннака из демонов во время соития.

Котя насупленно посмотрел на нее.

— Я что, совсем дурак?

Он встал на голову и начал крутиться на месте. Дейри легла на спину и вздохнула.

Противоречивые желания томили ее. Она не понимала этих желаний… вернее, так: она их вполне осознавала своей темной, иррациональной частью души, но не смогла бы описать словами, даже если бы захотела. В этих желания сливались воедино стремление поглощать и быть поглощенной, стремление испытывать боль и доставлять боль, стремление отдавать и стремление брать. Сладкое и горькое, приятное и пугающее, становились одним целым, передавая друг другу свои свойства.

Значительная часть этих ощущений поднималась от низа живота. Дейри вновь вздохнула, прикрыла глаза и сосредоточилась своих ощущениях. Она знала, что если начнет ласкать себя, то сможет быстро расслабиться, но собственную чувственность можно было использовать и по-другому. Можно было переживать желание, не подавляя его и не удовлетворяя его — просто переживать, осознавать его, чувствовать, прослеживать его от начала и до самых корней, принимать желание как свою часть и полноценно чувствовать эту часть себя. И тогда, если в ходе подобной настройки удавалось увидеть это желание и себя в этом желании — то желание менялось. Мутный, отягощающий разум чувственный поток становился чистой энергией, которую можно было направить в глубины своей безграничной души, связанной со всей Сальбравой, спрятать в тайных запасниках или использовать для какого-нибудь чародейства.

Котя устроился на подушке, которую он почти доволок до кровати, и четверть часа молчал, наблюдая, как меняются течения в Шэ и Тэннаке девушки. Из его огромных глаз в эти минуты пропала всякая дурашливость, они исполнились тайны, темной мистики и волшебства звездной чарующей ночи. Дейри повторяла упражнение раз за разом, и он молчал, но когда увидел, что токи Тэннака и Шэ затихают и она просто лежит на кровати, ни о чем не думая, то сказал:

— Эти твои ухажеры ябедничать пошли.

— Какие еще ухажеры?.. — Не поняла Дейри.

— Ну, эти трое, у которых все упало, когда ты про заклинания спрашивать начала.

— Ах, эти… и кому они жалуются? Папе?

— Своему главному, — Котя пожевал губами. — Он скоро сюда придет.

— Его еще тут не хватало… Он мне не понравился. Сухарь. И старый слишком.

— Я его тоже не одобряю, — согласился Котя. — Противный тип. Знаешь что?.. Пойду-ка я отсюда…

— Эй! — Дейри подскочила. — Ты куда?!

— Куда-нибудь. — Котя в два прыжка оказался у подоконника, забрался на него и, подпрыгнув, повис на щеколде. С первого раза ему, однако, окно открыть не удалось, и он шлепнулся обратно на подоконник. — Вдруг он меня заколдует?

— Ой, и правда ведь… — Дейри подскочила к окну, подняла щеколду и едва сдержала створки — холодный ветер толкнул их и бросил ей в лицо снопья снега. Котя тенью вытек наружу; Дейри еще несколько секунд пыталась разглядеть сквозь ветер и снег, куда он направляется, но так и не поняла этого. Котя будто растворился в воздухе. Тогда она закрыла ставни, вернула щеколду на место и задышала на озябшие пальцы.

Спустя несколько минут в дверь настойчиво постучали.

Керстен эс-Финл прибыл в Дераншаль поздним вечером. Мейкар пожал ему руку и коротко обнял, барон Рейер — невысокий, сухой, молчаливый старик — жестом руки пригласил к столу. Клиг, второй сын барона, бывший всего лишь на пару лет старше Керстена, также присутствовал здесь. Горячая мясная похлебка после пятичасовой скачки под снегом и пронизывающим ветром показалась молодому эс-Финлу показалась необычайно аппетитной. Он быстро сьел свою порцию и попросил добавки. Жар от большого камина разогревал извне, в то время как горячая еда согревала внутри. Керстен расслабился и ощутил сладкую леность во всем теле. Не хотелось ни двигаться, ни делать что-либо. Сыновья и рыцари Рейера обсуждали дороги в лесу, размеры отряда, возможные цели атаки и пути отхода; барон молчал — большую часть времени он казался отрешенным, и лишь по внимательному и цепкому взгляду, который он иногда кидал на кого-либо из говоривших, становилось ясно, что он следит за происходящим. Один раз он так посмотрел на Керстена — долго, пристально, не отводя глаз, словно хотел запомнить каждую черточку на лице молодого рыцаря. Керстен сделалось неуютно — откуда-то появилось ощущение, что барон видит не только его лицо, но столь же ясно читает скрытые чувства и мысли.