Андрей Смирнов - Бог Непокорных

Закончив корректировку внешности, Безликая бесшумно выскользнула из королевской опочивальни, оставив короля Ильсильвара на измятых багряных простынях, под атласным балдахинам, среди стен, закрытых багряными и красными тканями.

— Открывайте, — приказал командор.

Солдат отодвинул засов.

— Сир, — предупредил Чайдзайн. — Будьте осторожны. Они не в себе.

Кельмар промолчал. Министериал распахнул дверь и взялся за булаву — так, как будто бы ожидал немедленного нападения из темноты, лежащей за проемом двери. Едва различимое движение… стон… шорох… Чайдзайн опустил ладонь на рукоять меча. Дольн, в руках которого чадил факел, бегло взглянул на командора и сделал было шаг к дверному проему, но Кельмар отстранил его с дороги. Он прикоснулся к предплечью левой руки пальцами правой, ощущая сквозь плотную ткань бугорки с различными видами ядов и легонько надавил на два из них.

Возникло чувство, как будто бы от локтя к плечу и выше, в голову, поднялась холодная голубовато-синяя волна, а затем сквозь голову, свободно минуя кости черепа, подул прохладный ветер. Восприятие изменилось — свет факелов теперь слепил командора, зато темнота расцвела призрачными красками: он увидел камеру также хорошо, как если бы она была залита дневным светом. Большинство людей, находившихся в помещении, оставили без внимания открытую дверь — лежали без сознания, неподвижно сидели или раскачивались из стороны в сторону — но некоторых изменения в обстановке явно заинтересовали — их глаза горели безумным огнем, они медленно подбирались к двери, определенно собираясь наброситься на вооруженных людей в коридоре при первой же удобной возможности. Кельмар обнажил меч, шагнул в камеру и убил четверых самых буйных, включая Тейда Ансампера, которого, положа руку на сердце, он никогда не любил. Тейд был слишком хорош во всем — молодой и честолюбивый, он явно мечтал со временем занять место Кельмара, а кардинал Рекан, как было известно командору, выказывал явное покровительство молодому рыцарю. Несколько раз они беседовали наедине — не слишком часто и не на виду у всех, но у командора, который посвятил Ордену почти всю свою жизнь, имелись друзья в том числе и среди адъютантов Рекана, и об этих встречах он знал. Ему не было известно, о чем они говорили, но догадаться несложно: Тейд служил Рекану глазами и ушами, позволяя кардиналу быть в курсе того, что происходило в сотне Кельмара, и в то же время покровительство Рекана позволяло Тейду надеяться когда-нибудь занять место командора.

Кельмар легко мог бы сделать жизнь Тейда невыносимой и в конечном итоге вынудить покинуть сотню, подав прошение о переводе под командование другого командора, однако он старался относиться к молодому карьеристу так же, как и ко всем остальным своим рыцарям, никак не выделяя его ни в худшую, ни в лучшую сторону. Он не любил Тейда и не доверял ему, но теперь тот лежал мертвым у его ног, и это было… неправильно.

— Закройте дверь, — приказал Кельмар Чайдзайну и Дольну, которые было сунулись в камеру за ним следом. — Ожидайте снаружи.

Восторга этот приказ у них вызвал еще меньше, чем мертвые тела на полу, однако возражать никто не стал. Дверь закрылась; Кельмар встал к ней спиной — так, чтобы держать под обзором всю камеру — и мысленно обратился к змеенышу: «Что, черт возьми, происходит?»

Он ощутил нежелание бестии отвечать на вопрос — некое, едва уловимое движение чужеродного сознания внутри его собственного разума, скользкое и отвратительное, как и сама тварь. Он повторил вопрос еще раз, с нажимом — зная уже, что способен до определенной степени проникать в разум твари так же, как змееныш проникал в мысли Кельмара — словно выискивая усилием воли притаившегося в глубинах разума паразита и разглядывая его максимально пристально и четко. Змеенышу такое поведение носителя было не по нутру: он предпочитал находиться в симбиозе с человеком, рядом с ним, но оставаясь при этом вне света его сознания; слишком пристальное и ясное внимание было для него неприятно и даже в какой-то степени мучительно. Этот прием сработал и сейчас: прижатый к стенке змееныш заговорил:

«Они слабые. Да, все дело только в этом. Не смогли ужиться с моими детками.

Ненадежные…»

Мысленному взору Кельмара предстала фантасмагорическая картина: куски мяса, по которым ползают черви; шатающееся больное животное; паразиты, проедающие ходы в живых телах и отравляющие своими выделениями носителя… Эти образы, в отличии от болтовни змееныша, содержали настоящий ответ на его вопрос, и он ощутил, как из глубины его души медленно поднимается гнев.

«Ты не говорил, что твои черви сводят с ума!..»

«Ну… не все же сошли! — Продолжал изворачиваться змееныш. — Другие еще вполне себе…»

«Ты должен был меня предупредить.»

«Заранее не угадаешь, кто сойдет с ума, а кто нет.»

«Я должен был знать о том, что такие последствия вообще возможны.» — Продолжал настаивать Кельмар.

«Ты знал, просто не хотел об этом думать, — вкрадчиво прошептал змееныш. — Тейд должен был находится под контролем, также как Файро и Ган. Иначе они могли донести Рекану или кому-нибудь еще. Некоторых ты не знал, другие были откровенно ненадежны, третьи были нужны нам для того, чтобы следить за всеми остальными… Да, ты немного переусердствовал, заставляя меня осеменять всех подряд, но теперь-то ты понимаешь, каковы могут быть последствия и впредь будешь осторожнее…»

«Я знал их. Это были мои люди. Люди из моей сотни.»

«Поздно об этом жалеть…» — Омерзительное ощущение скольжения гибкого вытянутого тела где-то внутри головы. Кельмар почти привык к постоянному присутствию змееныша рядом с ним, но сейчас самоубийственное желание разбить себе череп, погрузить руку в мозг и вырвать из себя эту тварь снова нахлынуло на командора.

«Осторожно. — Прошептал змееныш. — Не будь слабым. Ты тоже можешь спятить. Не поддавайся эмоциям. Не всякая тьма нам полезна.»

Еще одна картина: человек, которого тянули в разные стороны демоны преисподней и духи света. Человек оставался неподвижен, но затем баланс нарушился — из ниоткуда возникла черная змея, которая обвилась вокруг человека и стала кусать руки ангелов, и те, один за другим, разжимали пальцы. Человек стал погружаться во тьму, но между демонами не было единства — теперь они дергали его в разные стороны, кусали и пытались порвать на части. Змея продолжала оставаться союзником человека, но требовались и его собственные усилия для того, чтобы не стать жертвой тех сил, которым он себя предал…

Кельмар затряс головой, прогоняя видение. Змееныш любил поболтать, но далеко не все он мог — а может быть, не хотел — передать в словах; для наиболее важных сообщений он выбирал какой-то иной способ, передавая чистую, еще не отлитую в слова идею, и затем уже в сознании Кельмара эта идея всплывала на поверхность, расцветая красочными образами — так, как если бы он сам пытался объяснить некую мысль самому себе.