Александр Розов - Апостол Папуа и другие гуманисты III. Эйекатль

— Да. НТР-директор Джой Норна, и спец-майор Эрик Смаугголден излагали эту идею. Различия в иллюстрациях. Ты выбрал амок. Джой выбрала компьютерного игромана — жертву виртуальных казино. Эрик выбрал ненадежно закодированного алкоголика.

Снова пауза, после которой полумифический бывший шеф-разведчик Конвента снова беззвучно похлопал в ладоши.

— Что ж, иллюстрация Норны, пожалуй, близка к идеалу. И, поскольку ты уже имеешь необходимые выводы, можно сказать: я приехал по чисто научному интересу.

— Твое мнение по-любому пригодится, — ответил доктор Упир.

— Приятно слышать, — дон Рулетка улыбнулся, — Джеймс, а как ты сам оцениваешь эту ситуацию в комплексе, в цветах и красках?

— Как я это оцениваю? — переспросил Упир, — Ну, оценка этих вещей не в компетенции коммодора Восточного фронта. Это вопрос команды координаторов правительства. В неоднозначных случаях, это вопрос Верховного суда. Я лишь распорядился провести политический тест, чтобы проверить настроение континентально-китайских оффи.

— Как? Через контакт твоей хитрой девушки-лейтенанта с пекинским философом?

Доктор Упир развел ладони и поднял взгляд к потолку.

— Ну, Жерар, ты зверски хорошо информирован.

— Я привык наблюдать за нашим морем, хотя уже почти два года живу на выселках.

— У всех морей один берег, — откликнулся Упир, — и, поскольку ты заговорил об этом, я напомню рекомендацию Верховного суда 21 марта 2-го года Хартии. Тебе не следует находиться в регулярно-населенной части Конфедерации Меганезия, за исключением транзитных лэндингов. Но заметь: остров Вастак не регулярно-населенный. Тут лишь вахтовый персонал, плюс профессор-каторжник, плюс туристы.

— Mauru-roa, Джеймс. Я культурно отдохну здесь, встречу Новый год, а завтра вечером стартую дальше на запад. Надо лететь. Я несколько задержался в Мезоамерике, а мой папуасский научный бизнес тоже требует аккуратного присмотра.

— Maeva oe, Жерар. Кстати, ты ведь знаком с Лукасом и Олив Метфорт. Я заметил: ты смотрел в сторону их фрегантины «Лимерик» на подводном атолле Тускан.

Жерар Рулетка развел ладони, весело пародируя предыдущий жест собеседника.

— Ты наблюдателен, Джеймс. Да, я с удовольствием пообщаюсь с Метфортами, но мне хочется сделать это, не напоминая о наших встречах в 1-м году Хартии.

— Вот как? Я думал, у тебя с Метфортами не было проблем, — заметил доктор Упир.

— Абсолютно не было, — подтвердил Рулетка, — но мне интереснее пообщаться с ними в качестве редактора научно-культурного сетевого журнала.

— Хэх… Жерар, ты думаешь, что они не узнают тебя?

— Джеймс, а ты сам как думаешь?

— Хэх… Я думаю: если ты применишь свое ниндзюцу, то они не смогут тебя узнать. В общем, это чисто твое дело вкуса. Поступай, как тебе хочется.

— Джеймс, сейчас мне хочется на 4D-экскурсию в трансплутоновый космос.

— Ну, разумеется, — Упир кивнул, — ведь при продолжении твоего интервью с Ларосо, я полагаю, возникнет вопрос о твоих впечатлениях от этой нашей визуальной модели.

— Да, и еще у меня чисто научный интерес, — уточнил дон Рулетка.

Олив Метфорт открыла глаза, моргнула трижды, чтобы более уверенно проснуться и, пристроив свой аккуратно-круглый подбородок на ладонях, лежащих на груди Лукаса Метфорта, слегка сердито заявила:

— По-моему, ты уже длительное время глазеешь на меня, спящую. Это цинично.

— Но, куда мне глазеть, нахохленная птичка-колибри? — спросил он.

— Никуда! Просто, ты мог бы разбудить меня, когда проснулся.

— Ой! — воскликнул он, — Ты, наверное, издеваешься! Или тебе просто неизвестно, что происходит с кармой мужчины, который безосновательно будит любимую женщину.

— И что происходит с его кармой? — поинтересовалась она.

— В его карме происходит прогорание! — трагическим тоном объявил он, — Причем, как правило, в середине кармы. С такой прожженной кармой уже не появишься на рауте в астральном мире. Субъект с такой кармой считается там конченным фриком.

— Ах, вот ты как! — с этими словами, она оттолкнулась ладонями от его грудной клетки, уселась по-индийски на скрещенные ноги, и придирчиво осмотрела себя.

Лукас тоже, кажется, придирчиво осмотрел ее, и объявил свое мнение:

— Ты удивительно грациозна, когда так делаешь. Как у тебя получается?

— Никак! — объявила она, — У тебя или мескалиновые галлюцинации, или извращенный эстетический вкус. Реально, перед тобой голая почти 50-летняя женщина с волнистой задницей, торчащими ребрами, маленьким обвисшим бюстом, и припухшим лицом.

— Слушай, шелестящий кузнечик, ты смотрелась либо в неправильное зеркало, либо в неправильном настроении. Посмотри свои же вчерашние фото, они объективны.

— Нет, Лукас, они субъективны! Ты снимал меня, выбирая оптимальные ракурсы.

— Олив, давай ты просто согласишься, что твоя внешность очаровательна.

— Ладно, Лукас, я согласна, что некоторые в моем возрасте выглядят еще чудовищнее, однако, последний тезис не оправдывает твое абсолютно необъективное суждение.

— Эстетика субъективна по определению! — возразил он, — Я так вижу. Да, еще, вот что, блестящая летучая рыбка: я вижу, что ты сегодня комплексуешь. Вопрос: почему?

Олив вздохнула, артистично ссутулилась и тоном Кассандры из постмодернистского театрального спектакля-трагедии о гибели Трои, произнесла:

— Впервые за это утро ты прав, мой милый бессовестный Лукас! Я комплексую! Моей самооценке сегодня ночью были нанесены несколько тяжелых внезапных ударов.

— О, боги Полинезии! — отозвался он, — Неужели этой ночью я был так плох в койке?

— Что ты, Лукас! До этого эпизода включительно, все было чудо, как хорошо. Но едва улеглись позитивные животные эмоции, все покатилось в Хель. Как ты помнишь, мне захотелось поплескаться в мини-бассейне, а ты после полоскания под душем, ушел за компьютер, и щелкал клавишами до моего возвращения.

— Да, я получил письмо из Ванкувера от доктора Найджела Эйка, и там…

— …Милый, — перебила она, — давай, ты расскажешь чуть позже, а то у меня пропадет трагический настрой, без которого моя история будет непонятна тебе.

— ОК, я молчу и растопыриваю уши.

Он уселся на кровати, и слегка растянул уши, ухватившись пальцами за их края. Олив вздохнула, потерла ладонями щеки, и продолжила:

— Итак, я плескалась в мини-бассейне, когда появились наши гости — тау-китяне. Меня трудно смутить чьей-то антропологической эстетикой, ведь я уже привыкла к нашему экипажу. Я говорю о пятерке вануатиан — наших сводных родичей по условным женам Осбера. Я полагала, что после их дикой биофизической экспрессии, на меня ничего не подействует в этой сфере. Но я ошибалась, поскольку тау-китяне это нечто иное.