Ли В.Б. - Этот мир как сон

Увидел детей Наиры — старшему около семи лет, дочери пять. Худенькие, казалось, душа едва держалась в их теле. Сидели в своей комнате тихо, как мыши. Когда я с хозяйкой дома вошел к ним, уставились на меня круглыми глазенками. Несмелая улыбка появилась на лице старшего, младшая же, наоборот, смотрела как-то напугано — наверное, лекари измучили ее не совсем приятными процедурами. Угостил детей сладостями — леденцами и финиками, взял их по пути. Мальчик подошел ко мне несмело, принял из моих рук пакет, тут же попробовал леденец, а потом отошел к сестренке, дал ей тоже, так вдвоем и сидели в углу, лакомясь сладким.

Немногим позже они привыкли ко мне. Я после прогулок на улице приносил им игрушки, угощал фруктами, пирожными и замечал, с какой жадностью они смотрели на все это богатство, прежде чем взять в руки. Похоже, что прежде им не доводилось не то что есть эти лакомства, а даже видеть их, а игрушки у них только те, что мать сама сшила им из тряпок. Поневоле жалость к ним брала меня за сердце, больше времени возился с ними, играл в придуманные самим игры. Их смех тешил мою душу, обнимал и прижимал к своей груди маленькие тельца, а они ластились ко мне. Наира же смотрела на нас, грусть и радость за детей видел в ее глазах.

Однажды ночью сквозь сон почувствовал прикосновение чьего-то тела, спросонок протянул руку и прикоснулся к мягкой женской груди. Показалось, что рядом Иветта, стал ласкать ее, когда же понял, что это другая женщина — остановиться уже не было сил, вожделение захватило меня. Все сильнее мял податливое тело, а потом с наслаждением вошел во влажное лоно. Я брал Наиру — узнал ее даже почти в полной темноте, раз за разом, она же только приглушенно стонала и послушно подставляла свое тело под удары моего органа, сама прижимала к себе. Уже стало рассветать, когда унялась моя страсть, в блаженстве откинулся в постели. Такой жадности к плотскому наслаждению я не испытывал даже с горячей Иветтой — наверное, выжившее тело жаждало больше услады, торопилось выпить все, что могло.

Засыпал, когда молча лежавшая рядом Наира тихо поднялась с постели и ушла в свою комнату. Наутро она вела себя как обычно, ничем не выдавала о происшедшем между нами. Ночью же вновь пришла и у нас все повторилось, как в прошлый раз. Так и продолжалось в последующие дни, только заметил разительную перемену в своей ночной пассии. Она как бы расцвела — куда-то ушла ее подавленность, даже помолодела, а ее прежде сгорбленное тело выпрямилось — ее грудь, немного обвисшая, но все еще упругая, выдалась вперед, плечи расправились, стала выглядеть гораздо стройней. Походка тоже изменилась — семеняшие шаги измученной женщины сменились плавными движениями с манящим покачиванием широких бедер. Иной раз не выдерживал — даже средь бела дня, когда Наира оставалась дома, уносил ее в свою комнату и утолял вспыхнувшее вожделение.

Я уже полностью восстановил свои силы, пора уже было отправляться дальше, но все откладывал с отъездом. Только после месяца, как выписался из лазарета, решился продолжить путь. Прощался с Наирой и детьми как со своей семьей, они вошли в мою душу неотрывно. Пообещал непременно навестить, оставил немалую часть имевшихся у меня денег — им должно хватить на год жизни без нужды, примерно через такой срок собирался вернуться к ним. Обычно молчаливая и сдержанная Наира прижалась ко мне, когда я стоял у порога, и проговорила: — Сергей, я буду ждать тебя, хоть всю жизнь, — потом прижала мою руку к своему животу: — Вот здесь твой ребенок, я сберегу его для тебя. Приезжай к нам.

Уезжал из Аргуни с попутным к нужному городу обозом, сам же думал о женщинах, с которыми меня связала судьба. Сначала Иветта, теперь Наира, и каждая вошла в мое сердце, заняла свой уголок. Поражался себе — никогда не принимал женщин в свою душу, а тут сразу две и обеим я обещал вернуться. Хоть гарем открывай — с такими темпами может появиться третья-четвертая. Во мне появилась какая-то любвеобильность, неужели тоже дар природы после переноса в этот мир? Что еще ожидать, какого сюрприза — не мог и гадать, оставалось только смириться и принять в своей новой жизни.

Дальнейшая поездка по оставшимся городам обошлась без таких небезопасных приключений. Да и проверка лавок купца в них не вызвала особых сложностей. Только в одном пришлось пойти на крайнюю меру — опечатания склада и всего торгового заведения за крупные хищения. Подводя итог, отметил для себя, что в основной массе Анри не ошибся с выбором управляющих. Из полутора десятков лишь с тремя возникли серьезные проблемы, где понадобилось вмешательство хозяина. А с остальными хватило моих внушений, правда, я сомневался, что они перестанут воровать, разве что осторожнее, не так нахально, как прежде. Сам же считал, что нужно в корне менять систему учета, прежде всего, уйти от такого громоздкого счета, принятого в Леване, да и в других страна Гортваны. Именно о том я собирался вести речь с Анри, когда возвращался в Кемер.

В столице меня ожидал сюрприз. Стоило мне зайти в дом купца и увидеть его самого, как он после первых приветствий огорошил новостью — указом короля Франциско за спасение каравана с особо важным грузом мне назначено дворянство, правда, без поместья и не наследуемое. Кроме того, пожалован особняк из королевского фонда в местечке Варта, в тридцати километрах от Кемера. Но все портила маленькая ложка дегтя — по уложению о личном дворянстве я должен поступить на службу — воинскую или государственную. Для того мне следовало прибыть в королевскую канцелярию, принять дворянство и сразу же назначение к месту службы. Правда, допускалось отказаться от всего и жить как прежде, но и это должно было оформляться в канцелярии.

Не знал — то ли радоваться, то ли нет. Назначение дворянином тешило душу — сам король оценил мой вынужденный подвиг! Да и такое звание давало немало привилегий и особый статус в обществе, что для меня, безродного чужака, стало бы совершенно не лишним. Но опять впрягаться в солдатскую лямку или отсиживать обязательные часы в какой-нибудь управе — считал для себя слишком обременительным, тягостным занятием после воли последнего года. А отказаться — это все равно, что пойти против власти, вот уж для меня в самую точку крылатое изречение: "Бойтесь милости королей"!

Оставался еще вариант бросить все и бежать из Левана, но я уже связал себя невидимыми узами с близкими мне людьми, оставить их уже не мог и не хотел. К тому еще по тому же уложению дворянин, покинувший страну без дозволения начальства, считался государственным преступником, изменником, а испытывать на себе кару могущественного государства я не собирался. Так что по сути у меня выбора не оставалось, придется идти на службу. Разве что — на какую именно? Стать винтиком бюрократической машины — от этой мысли даже в дрожь бросило, от тоски можно помереть! Уж лучше в армию, там хоть скучать не придется. Правда, придется начинать с самых низов — рядовым солдатом, прослужить не меньше года, а там уже по заслугам могут выдвинуть в командиры.