Ирина Лем - Ошибка Синей Бороды

- Из женской солидарности.

О существовании таковой Жаннет не слыхала. О женской ревности, зависти или борьбе – да, но те были с негативным подтекстом. Тут что-то другое скрывается. Даже подозрительно, смахивает на подвох. Великовозрастная, полуразвалившаяся, деревенская колдунья выражает солидарность с молодой, высоко-образованной парижанкой Жаннет, которую видит впервые в жизни...

- Только не думай, что о тебе сильно забочусь, - сказала женщина и, отвернувшись, устремила немигающий взгляд в огонь камина.

Странное заявление. Все, что она делала до сих пор, Жаннет воспринимала именно как заботу о себе. Бабка сама только что заявила, что поступала из мифической «женской солидарности». Значит, вот она, ее первая ложь, о которой сама предупреждала. Будем надеяться, что безобидная. Иначе какой смысл...

11.

Долго, минуты две старуха стояла неподвижно, подобно тысячелетнему египетскому Сфинксу, задумчиво и не щурясь глядящему на восходящее солнце. Потом сморгнула, вздохнула, помедлила еще раз, взвешивая - стоит ли откровенничать.

Видимо, решила, что стоит. Повернула голову к Жаннет.

Выражение ее лица поразило девушку. Взгляд безжизненных глаз Мартинэ приобрел человеческое выражение: безграничной тоски, долготерпимой боли. Это выражение не встречается у современных людей, привыкших носить бесчувственные маски. Оно было знакомо Жаннет по картинам в Лувре. На которых лучшие ходожники прошлого преувеличенно-реалистично изображали страдания святых мучеников.

Но где старуха-то его подсмотрела? Главный французский, да без преувеличения – мировой музей она не посещала: ее колдовской зарплаты не хватило бы не входной билет. От себя придумать тоже не смогла бы: святостью Мартинэ при жизни не отличалась, тем более склонностью к мученичеству. По земной логике возникает вопрос: откуда взялось на лице безмерное страдание? Опять вступила в силу местная нелогичность?

Как ни странно, бабка предоставила удовлетворительное объяснение.

– Дело в следующем, Жанна, - признесла она глубоким, трагическим голосом и даже, вроде, стала меньше шепелявить. - Нами всеми движет эгоизм. В свое время я... Перрина... короче, лежит на сердце камень грехов, не отпускает душу на волю. И не только у меня. Потому сидим здесь, варимся в собственном ядовитом соку... Надоело. Чувствую, пришло время. Пора делать Богоугодные дела. Тлеет надежда. Может, за помощь невинному человеку и нас Наверху заметят. Простят, пустят, наконец, на небеса... Ты вот что. Ты вообще знаешь, зачем здесь?

- Нет, а зачем?

- Скоро узнаешь, - пообещала бабка и замолчала.

Странно опять. Вроде она собралась что-то важное сказать, а теперь передумала? Жаннет вопросительно посмотрела в зеркало, будто в ожидая ответа.

12.

Зеркало в ответ промолчало. Может, ждало от Жаннет просьбы-присказки: «свет мой, зеркальце, скажи»? Да девушка не догадалась озвучить поговорку. Две благородные дамы, будто на картине, были по-прежнему изображены на его поверхности. Которая у бабки не вызывала доверия, а у Жаннет вызывала наполовину.

Пауза в разговоре позволила ей еще раз на себя зазеркальную полюбоваться. Окончательно и навсегда она поверила, что выглядит именно так, как отражается. Роковой красавицей, из-за которой каждый мужчина, имеющий пистолет, посчитает за счастье застрелиться.

Бабкино же отражение девушка по-прежнему считала сильно искаженным в сторону приукраса. Если бы отбросила деликатность, сказала бы прямо: зеркало произвело подлог. Наверное, по знакомству польстило мадам Мартинэ, ведь она в замке свой человек.

Впрочем, Жаннет нашла в том выгоды и для себя. Приятнее общаться с миловидным образом в зеркале, чем с отталкивающим в жизни. Вдобавок получила другое удобство: созерцание красивой дамы повлияло на обоняние. Хотя старуха стояла близко, ее дурной дух больше не ощущался.

Беседа прервалась на самом интересном месте и непонятно почему. Обе знали, что разговор далеко не закончен. Обеих распирало изнутри: Жаннет полнилась вопросами, Мартинэ – ответами на них. Однако, диалог временно застопорился: то ли не знали, с чего начать, то ли каждая ждала от собеседницы первого шага.

Наконец, как наиболее заинтересованная сторона, Жаннет очнулась и, вернув реалистичность мышления, спросила у старухинового визави:

- Где я? Для чего тут оказалась? По чьей воле? Как выбраться отсюда?

- Не спеши, - ответила дама профессионально поставленным голосом и без шепелявства. – Давай по порядку. Сначала немного истории, чтобы знала, с кем имеешь дело. Ты в крепости Тиффож, как сказал тот мерзавец Прелати...

- Почему мерзавец? – тут же встряла Жаннет со своим неограниченным любопытством, которое не стеснялась выражать. – Я уже заметила, что у вас с ним натянутые отношения...

- Натянутые – мягко сказано. Я его ненавижу. Франческо – безжалостный, беспощадный, неисправимый негодяй! Он меня изнасиловал в свое время, особо изощренным способом, сразу во все возможные места. Как тебе такая наглость? Не спросил согласия, не сделал скидку на мою девственность и неопытность. Даже букетик цветов или кулек конфет сначала не подарил. Проклятый итальянский бандито! Повторяю, Жанна, его опасайся вдвойне. Настоящий сексуальный гангстер. Мафиозно-беззаконные привычки сидят у них, окаянных спагетти-пожирателей, в крови.

Благородная дама в зеркале поднесла к сухим глазам кружевной платок, делая вид, что промокает слезы. Настоящая бабка тем временем прочистила горло хриплым «кррге-кррге», вытерла пальцами уголки губ от возмущенной пены и продолжила рассказ. Причем, Жаннет заметила особенность: если смотрела на старуху – слышала корявую речь, если на даму – слышала безупречную.

- Я тогда не знала, что Прелати - известный в Европе авантюрист и соблазнитель. Поверила его обманным словам. А зря. Воспользовался он доверчивостью юной девушки в низких интересах. И потом не раз удовлетворял свою ненасытную похоть. Ну-у... если честно сказать... я несильно сопротивлялась. Он жутко красивый в молодости был, высокий, кудрявый. Сексуальный - просто итальянское животное, - призналась Мартинэ.

В голосе слышалось восхищение.

- Размерами – настоящий половой гигант, - откровенничало отражение одновременно с прототипом. - Когда я с ним... когда он на мне... В-общем, любила я его. Хоть и знала, что негодяй, отказать сил не было. Вот до какой степени умел женщинами манипулировать! Жениться обещал. Я, дура, верила... Лучшие годы с ним потеряла.

Дама в зеркале нахмурила брови, собираясь опять сухо заплакать. Передумала. Вперившись в Жаннет, обвела взглядом с головы до ног. Улыбнулась благосклонно.

– Я раньше красавица была, вот как ты... А теперь он на меня даже косого взгляда не бросит, - обидчиво произнесла она и стрельнула глазами в сторону закрытой двери. - Ну, мы отклонились.