Кристина Юраш - АкаДЕМОНиЯ. Я - не чудовище! Я только учусь!

— Я вам не мешаю. Обговаривайте дальше, — с холодным спокойствием заметил Асфард.　

— Не забывайте! Экзамен еще не закончен! — возмутились тетки из учебного отдела, бросаясь на помощь Бульдожке, — Это — против правил.　

Самое странное, что большинство Лордов на этот раз были всецело на стороне моего учителя.　

— Я не спрашиваю, что здесь против правил, а что нет, — спокойно ответил Асфард, а потом подошел к физурку, — А теперь поговорим с тобой. Какой рукой ты это сделал? Правой или левой? Я так понимаю, левой. Правую я, так и быть, тебе оставлю, чтобы ты мог расписаться в ведомости.　

Герасима подняло в воздух. Я смотрела на это со смесью ужаса и восхищения. Я такого никогда в жизни не видела. Только в кино. Теперь я понимаю, почему Паша стал Люком. Я представлю, с каким восторгом он смотрел на некроманта, давшему фору любому Лорду Ситхов.　

Мой учитель сделал едва заметное движение рукой в воздухе. Раздался пронзительный крик, переходящий в ультразвук, рука физрука, закованная в доспехи, самопроизвольно ввернулась под таким неестественным углом, что там явно «не закрытый, а открытый перелом». На землю что-то закапало. «Килька в томате», — пронеслось в моей голове.　

Асфард со свойственным ему хладнокровием смотрел на зависшего в воздухе Герасима, ревущего от боли. Я закусила губу, представляя, как это больно. «Упал, потерял сознание, очнулся — гипс!». Один взмах руки, и физрук всей тушкой с грохотом упал на землю.　

— Больно? — спокойно заметил Лорд Асфард, глядя на загибающегося Герасима, который корчился у его ног, — Не надо умничать.　

Раз, два, три…. - начала мысленно отсчитывать я, превозмогая боль, жадно впиваясь глазами в эту картину. Девять. Нокаут. «Чьорт побьери!».　

— Так нельзя… — как-то неуверенно сказала Бульдожка, провожая взглядом Асфарда, двинувшегося в мою сторону.　

Слезы все еще текли по моим щекам, но глядя на мучения физрука, моя душа наполнялась радостью. И гордостью.　

— Мы вынуждены вас покинуть, — спокойно сказал Асфард, помогая мне встать. Я, согнувшись буквой «зю» ковыляла, опираясь на его руку, чувствуя, что видала в гробу такой экзамен. В том же гробу, что и Академию.　

— Ай-я-яй! Щиплет! — взвизгнула я, сидя на мраморном столе, умоляюще заглядывая ему в глаза.　

— На колени! Руки на колени! И не вертись! Я кому сказал! — строго произнес Асфард, поднося к моему лицу мокрую тряпку. Мои руки автоматически работали в режиме «перехватчика», цепляясь за все, что приближается к моему лицу, — Дай хоть кровь вытереть и посмотреть, насколько все плохо.　

— Стоп! Там все плохо? Где зеркало? Дай мне посмотреть! Ну, дай! Я прошу тебя! Я должна знать, к чему морально готовиться! — заволновалась я, рисуя себе ужасающие картины от Жоффрея де Пейрака до Призрака Оперы. Дышать было больно, но меня больше всего волновало лицо.　

— Не дам! Сидеть на месте! Руки положила на колени! Сколько раз тебе это повторять! Еще раз схватишь меня за руки, оторву и заспиртую! — рявкнул некромант, вытирая кровь с моей шеи и выжимая окровавленную тряпку. Я видела, с каким интересом он смотрит на рану и понимала, что ничем хорошим это не закончится. Я мысленно послала запрос Гуглу, о том, как правильно маскировать шрамы при помощи косметики, сколько слоев «штукатурки» способны превратить меня в человека и сколько стоит лазерная коррекция.　

— Я теперь буду уродиной… — простонала я, всхлипывая от горечи осознания суровой правды жизни боевого мага, — У меня теперь на щеке будет огромный уродливый шрам… Мне придется носить на голове мешок с прорезями для глаз и рта… Или горшок…　

Я захныкала, представляя себя с уродливым шрамом. Все. Это — крест на личной жизни, печальная и трагическая судьба одинокой женщины. Да от меня даже кот, которого мне придется завести, чтобы не сдохнуть от одиночества, будет шарахаться и непроизвольно гадить, где попало, пока не привыкнет. Это — конец. Все. Проще умереть! Мои губы задрожали, а поперек горла встал горючий ком. Мне выдадут черный плащ и черный эмалированный горшок на голову. Я буду ходить по Академии, сопя в свой горшочек и ненавидеть всех окружающих. На груди у меня будет висеть магнитофон, играющий «Имперский марш» на вечной прокрутке, возвещающий мое появление. Должны же бедные люди успеть спрятаться? Я буду сорить визитками: «Переходите на темную сторону!», пока мне не дадут по горшочку. А в паспорте я сменю себе имя на Дарт Аньян… И фото в горшочке приклею. «Всегда быть в маске — судьба моя!» — оперным голосом пропел мистер Хэ, расписывая мне прелести анонимности.　

— Асфард! Если там все плохо… — прошептала я, глотая слезы, прикидывая, что мне придется регулярно следить за свежестью дыхания и слизывать конденсат внутри горшка, — Лучше убей меня… Я не смогу с этим жить… Только сделай так, чтобы я не сильно мучилась… Это — мое последнее желание…　

— Убить тебя я всегда успею, — задумчиво заметил Асфард, рассматривая мою щеку и висок. Я это уже поняла. Судя по тому, что мне сегодня довелось увидеть своими глазами, сломать мне хребетик для него дело пары секунд и плохого настроения.　

— Ты не молчи… Если там действительно все ужасно… — сглотнула я, цепляясь руками за его накидку, которую он даже не успел снять.　

— А ну, взгляни на меня! Голову немного поверни… — приказал некромант, сощурив глаза, — Ничего страшного. Просто крови много и все. Висок заживет к вечеру, щека чуть быстрее. Шрама не останется. Я надеюсь.　

— Будет очень больно? — спросила я, вцепившись в него, как клещ.　

— Я не знаю. Мои предыдущие экспонаты на боль не жаловались. Заодно расскажешь, каково это. Мне самому любопытно, — заметил Асфард, осторожно отцепляя мои дрожащие конечности от своей накидки и положив руку мне на щеку. «На выставке при морге я — главный экспонат!»　

Я почувствовала сначала холод, а потом жжение. Я сразу напряглась, заламывая пальцы и кусая губы.　

— Терпи. Другим ученикам повезло меньше, чем тебе. Целителей у нас больше нет. Знаю, что Альриша практиковала элементарное целительство и Гидеон. На счет остальных — не уверен, — вздохнул учитель, снимая руку с моей щеки, — Все! Любуйся. К вечеру короста отпадет и останется маленький шрам. Он тоже рассосется. Со временем. Меня больше волнуют твои ребра.　

— А что ребра? — занервничала я, ощупывая пальцами бугорок коросты на щеке. Приятно, что кто-то обо мне заботится. Смущает лишь то, что это делает местный патологоанатом и явно не из лучших побуждений, а исключительно по устному договору взаимного подряда.　

— Раздевайся! — кивнул Асфард, вытирая руки. Я медленно стянула с себя куртку, расстегнула рубашку и осталась в лифчике. На груди была припухлость и небольшой отек, от которого я испытывала боль при глубоком вдохе и сильном выдохе.