Алексей Рагорин - Ракетчики

— Как так? Почему?

— Олежек, нас тут перевоспитывают. Как детей. Нужно исправить свой «косяк», а не отсидеть, норму перевыполнить. А её «косяк» — гордыня и эгоизм. Она живёт с людьми рядом, но как в пустыне. Долго объяснять — это надо видеть.

— А другого варианта нету?

— Ты сколько очков бы дал за бабу, которая тебя ублажит ручкой?

— Ручкой я и сам могу.

— То-то. Кому он нужен, твой «экспресс»? Или ты хочешь, чтоб мы ему «подогнали» десятиочковую «старушку»? Короче, я других вариантов не вижу. Нормальных. Могу сама.

— Не-не, не надо. Я добрый, но не настолько. И что с этой бабой не так?

— Она истеричка. С детства цены себе сложить не могла. Олимпиады по предметам, мастер спорта по самбо, в ВУЗ поступила играючи. На физкультуру, в пединститут. На втором курсе в парке к ней парень подошёл, хотел познакомиться, а она его на приём взяла, руку сломала. Средней тяжести, до трёх лет. В старом СССР ей бы ничего не было. А случилось это полтора года назад. Нашлись свидетели, которые чётко показали: не слишком он к ней приставал, нормально пытался познакомиться. Её повели к психологу, потом к психиатру, потом опять к психологу. В результате всё же решили, что нормальная, но просто — дура. Дали совсем немного: двести штрафных очков. Это при обычном зачёте — около полгода. Но она уже полтора сидит. И будет дальше сидеть. Упорствует в гордыне, как сказал бы поп.

— Если она такая дикая, как ты говоришь, то, как это она с тобой разоткровенничалась?

— А она мне не так рассказывала. Это я тебе перевела с её языка на русский. Есть у неё одно слабое место: нигилизм. Попробую её зацепить. Но быстро не будет. Неделя, а то и две.

— Лады. Давай последний разок, а то времени совсем мало осталось, моя Лапка.

Родился Джон Черни в Калифорнии. Он был потомком русских поселенцев. В их роду была причуда: учить детей из поколения в поколение русскому языку. Не современному, а старому, двухсотлетней давности. Семья богатой не была, и Джон решил отслужить по контракту пять лет в армии. Тогда ему государство оплатило бы высшее образование.

Джон был крепким парнем, выросшим на ферме. В восемнадцать лет он отправился из дому покорять мир. Поработал два года в Лос-Анджелесе: портовым грузчиком, рыбаком на сейнере, вышибалой в баре. Познал женщин. Многих. Специально его морали никто дома не воспитывал. Но он большую часть своей жизни впитывал совершенно другой уклад жизни. Поэтому свободу нравов большого города он принял телом, но оттолкнул душой. К сексу стал относиться, как к техническому вопросу: сбросить нервное напряжение, улучшить гормональный баланс, использовать вместо снотворного — вот типичные внутренние обоснования. Старательно берёгся от болезней. Ни с одной из городских партнерш он не мыслил завести семью. На соседних фермах были достойные девушки, но Джону было только двадцать лет. Куда спешить? Жизнь большого города бурлила, завораживала.

Когда он работал вышибалой, в самом конце он нарвался на клиента, который его побил, причём играючи. Это сильно ударило по самолюбию парня. Вот он и решил убить двух зайцев: стать крутым мэном и заработать билет в институт. Четыре года Джон оттрубил в корпусе морской пехоты. Был уже капралом. И тут, в один прекрасный день… Хотя, если б Джон знал будущее, то не признал бы этот день прекрасным. Появился в части бесцветный майор.

— Капрал Черни? А можно я буду звать вас просто: Джонни? Слушай парень, у меня и правительства США есть к тебе отличное предложение! Мы набираем команду хороших парней, чтобы они надрали задницу русскому медведю. Ты как, не против?

— Готов выполнить приказ, господин.

— Да брось, Джонни! Приказ… Нам нужны лучшие. Ты писал в анкете, что знаешь русский язык…

После двух минут общения на полузабытом устаревшем языке майор перестал мучить Джона.

— Окэй, Джонни, ты нам подходишь. Говоришь сносно, имеешь боевой опыт в Колумбии и Африке. Здоров, как бык, дерёшься, как Геракл, стреляешь, как Робин Гуд. Что скажешь?

— А нельзя ли узнать подробности об операции, господин?

Дураком Джон не был. Он насмотрелся таких типов в Лос-Анджлелесе: мягко стелют, да жёстко спать, так говорила бабушка.

— Одна командировка на месяц — и ты в шоколаде. Что скажешь?

— А конкретнее, господин?

— Экий ты упрямый. Секретную часть я рассказывать не имею право, но если говорить аллегориями: мы должны проникнуть в логово медведя, сунуть голову в самую пасть, вырвать ему сердце и надрать задницу. Не молчи! Экий ты… Окэй. Скажу больше. Помнишь, шорох недавно был в Румынии.

— Где это, господин?

— Неважно. Это сделали русские. Точнее: армяне, но всё равно — русские. Мы хотим ответить ударом на удар. Что скажешь? Больше рассказать не могу — секретность.

— Что я буду иметь за это, господин?

— Окэй, ты мне нравишься, Джонни! С тобой приятно иметь дело! Пятьдесят тысяч баксов бонусом и тройной оклад во время командировки.

— Как это будет оформлено формально, господин?

— Экий ты… Дотошный. Ты убываешь в официальный отпуск из части, заключаешь временный контракт с «Гэлакси Сёвис», они тебе и платят. По возвращении в часть — останавливаешь отпуск. Что-то ещё?

— Да. Нет. Это ответ, господин. — «Если бы прозвучало «Блэквотэр» — отличный контракт, никому не известная ЧВК — типичная подстава. На один раз. Деньги-то нужно ещё потратить!», — оценил ситуацию Джон.

— Почему?! Джонни! Это же такой шанс! Не всем так везёт! Мы берём лучших! Знаешь, сколько парней на коленях меня упрашивали их взять?!

— Нет, господин, не знаю. Сто тысяч, причём шестьдесят — авансом.

— Джонни, ну ты… Уважаю, настоящий американец. Взял быка за рога, да? Но — не могу. Столько бюджет не позволяет.

— Тогда сожалею, господин, но мы не договоримся.

— Ты нам не веришь?!

— Я верю, что мы засунем голову в самую медвежью пасть. И мне хотелось бы, хотя бы частично, отблагодарить родителей, за подаренную мне жизнь, господин.

— Но ты же патриот, настоящий американец, Джонни!

— Да, господин. Я и не отказываюсь. Шестьдесят тысяч — аванс, сто — бонус, и тройной оклад, разумеется.

— Чёрт! Джонни, ты раздеваешь правительство Соединенных Штатов!

— У них ещё много одежды, господин.

Джон задницей чуял всю гниль майора, его операции. В глубине души рассчитывал, что его условия не примут, и он спокойно дослужит свой год, поступит, выучится, найдёт себе жену из глубинки. Не тут-то было. Скрипя зубами, майор через неделю принёс в клювике счёт на шестьдесят тысяч и договор. Видимо, мало оказалось подходящих кандидатов. Джону дали четыре дня отпуска. Он слетал домой, вручил родителям деньги наличкой: мало ли — счёт в банке потеряется, если Джона «сотрут». «Будь сильным, но оставайся человеком, мой мальчик», — это напутствие отца. «Береги себя, сыночек», — глотала слёзы мама.