Диана Ибрагимова - Сезон летающих деревьев

Скоро появился сам Амерцо. Его вели под руки сыновья — два здоровенных крепких мужичины. Они выглядели настолько одинаково, что если бы не шрамы, наверняка родные жёны не смогли бы их различить. Старейшина, единственный из всей деревни, носил на голове пучок волос, заплетённых в тоненькую косичку. Так он показывал, что помыслы его чисты сродни сединам.

Сыновья водрузили отца на валун и отошли. Несмотря на слабость в ногах, Амерцо никогда позволял себе сидеть на пьедестале, только опирался на палку. Он так и сказал как-то: «Покуда я могу стоять — быть мне над вами головой, а как только не станет сил в моих дряхлых ногах, я передам власть тому, кто её достоин». Амерцо говорил не о своих сыновьях. Хотя они и отличались недюжинной силой и слыли отличными Добывателями, отцовского ума им не досталось. Но и без того желающих набиралось немало, и кое-кто давно мечтал, чтобы как минимум нижняя часть конечностей у старика отсохла.

Инто нервно переминался с ноги на ногу. Он хотел поговорить со старейшиной до того, как тот начнёт церемонию посвящения, но не решился нарушить торжественный момент. Вот уже исчерпались все напутственные речи, смахнули слёзы матери, новички, похватав сумки, собрались в круг со старшими Добывателями, а Инто не мог сдвинуться с места. Наконец, он заставил себя встряхнуться и сделал шаг, за ним ещё один, и ещё. И вот он уже почти бежал к удаляющейся тощей фигуре старика, ковылявшего к нижнему плато, где готовили завтрак.

Амерцо не удосужился даже дослушать внука.

— Тебе не позволено стать Добывателем! — отрезал он.

У Инто задрожали колени, к горлу подступил комок.

— Но старейшина! Я смогу! Я не подведу ни тебя, ни деревню, я могу делать самую тяжёлую работу, могу носить сумки, могу…

— Довольно, — сухо сказал Амерцо и ударил Инто по макушке концом трости. — Будь благодарен, что тебе сохранили жизнь, когда ты родился. Мы и без того сильно рискуем прогневить горных богов. Если ты пойдёшь со всеми, каждая смерть будет на твоём счету, ибо ты навлечёшь на всех беду своими дурными мыслями. Или ты думаешь, что твоё дерзкое желание стоит чужих жизней? Так, ведь, ты думаешь?

— Не думаю, — потупившись, ответил Инто.

— Если я узнаю, что ты нарушил клятву и вышел за пределы деревни, я лично сброшу тебя со скалы, как сбросил твоего отца!

Внутри Инто медленно закипал гнев, и он ненавидел самого себя за то, что не может совладать с обидой. Ему даже показалось, что макушка зудит, и волосы лезут наружу. Инто стоял, глядя в потрескавшуюся землю под ногами и пиная мелкие камни, пока ярость не стала утихать. К тому времени фигура старика Амерцо скрылась за поворотом дороги, а мальчик, пробежав мимо плато, понёсся к реке. Ему не хотелось есть, а больше всего не хотелось видеть чужих взглядов: укоризненных, презрительных, каких угодно. Даже Памеа всегда смотрела на него с жалостью, а Инто не хотел, чтобы его жалели. Он хотел быть равным остальным.

Шум потока и прохлада убаюкивали. Сидя в траве, Инто без конца запускал руки в ледяную воду, чтобы умыть лицо и стереть слёзы. Он всхлипывал и от этого корил себя ещё больше. Колючие слова Амерцо продолжали крутиться в голове. Инто вдруг замер и сказал шёпотом:

— Если я узнаю, что ты нарушил клятву… Если я узнаю… А что, если ты не узнаешь, Амерцо?

Он подскочил и, сломя голову, понёсся обратно в деревню, надеясь нагнать Добывателей. Только вот, как объяснить остальным? Отговорки придумывались на ходу. План созревал быстро. Кусочки мыслей объединялись в последовательность, будто собранный сотню раз до этого паззл. Мальчиком завладела какая-то дикая уверенность, что если сегодня он не отправится к верхним горам — вся его жизнь может считаться прожитой зря.

Он сказал Памеа, будто идёт собирать хворост и задержится, потому что хочет поставить новые ловушки для рыбы и дичи и проверить старые. Соврал без единой запинки, даже глаз не отвёл, и Памеа поверила, а совесть внутри Инто вспыхнула всего на секунду и тут же погасла в лихорадочном желании пойти за кристаллами.

Инто знал, что путь до верхних гор занимает целые сутки, а кристаллы добывают на рассвете. На границе холодно, и белый мех нужен не только для сохранения тепла, но и чтобы легче было прятаться. Ничего белого у Инто не нашлось, поэтому он собрал все шерстяные вещи и запихнул в дорожную сумку. Туда же положил флягу, украденный из общей кладовой хлеб и кусочек сытной смеси из вяленого мяса, орехов и тёртых ягод, которую Добыватели всегда брали с собой. На вопрос, что это у него в сумке, Инто отвечал, будто несёт ловушки, которые недавно смастерил. Никому и в голову не пришло, что он собирается идти за кристаллами.

Добыватели уже отправились в путь по верхней дороге. Она начиналась от площади и терялась где-то за хребтами дальних гор. Здесь кончалась граница деревни. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, но Инто сделал решающий шаг и нарушил клятву. Теперь он осторожно перебегал от камня к камню, прячась и следя, чтобы никто его не заметил.

Когда он отошёл достаточно далеко, то стал двигаться быстрее, боясь потерять из виду Добывателей. Пока ещё их белые жилеты выбивались на фоне серо-коричневого пейзажа с редкими куртинами травы, но дорога стала резко заворачивать и теряться, а потом и вовсе пропала. Теперь стоило быть внимательным и ненароком не заблудиться.

Когда подъём стал круче, Инто удалось подобраться к Добывателям поближе. Они останавливались на отдых и еду, а Инто так волновался, что не чувствовал ни голода, ни усталости. Он был счастлив, как никогда.

Постепенно холодало, и становилось труднее дышать. Ледяной ветер остужал разгорячённое тело. Инто натягивал на себя прихваченные из дома тёплые вещи. Сверху сыпались камни. Едва заметная тропка петляла меж валунов, бурых, треснутых, местами покрытых мхом. Пару раз она выходила на небольшие плато, где можно было отдышаться. То тут, то там пробегали ящерицы, слышался крик птиц высоко в небе.

Добыватели неторопливо пересекали ущелья и каменные мосты через пропасти. Инто не слишком боялся высоты, но и ему становилось жутко от темноты под ногами, в которой невозможно было ничего разглядеть. Он верил, что этот и есть самый настоящий путь к злым подземным богам, и подобные пропасти ведут прямиком в адские топи.

Когда наступила ночь, Добыватели разожгли костры, а Инто смотрел на них с завистью и стучал зубами от холода. Он не смыкал глаз, боясь проспать. Ночь тянулась мучительно долго, но Инто грела мысль о том, что уже скоро он окажется у заветной цели и если не добудет себе кристалл, то хотя бы увидит воочию Стражей и границу, где лежат вечные снега.

Светать стало уже часа через три, и Инто обрадовался, что не уснул. Добыватели поднялись и, наскоро позавтракав, отправились выше по обрывистой горной тропе. От быстрой ходьбы стало теплее, окоченевшее тело постепенно оживало. Теперь Инто чувствовал, как гудят и болят уставшие ноги, морщился от мозолей, набитых изношенными сапогами, но упорно продолжал идти вперёд.