И. Намор - Техника игры в блинчики

— Почему? — она не удивилась, как ни странно, и не почувствовала желания спорить. Уехать, так уехать, ведь это он ей сказал…

— На сердце тревожно, — как-то очень серьезно ответил Баст. — Не стоит тебе здесь оставаться.

— У нас, кажется, равное партнерство? — Кайзерина уже согласилась в душе, но фасон следовало держать.

— Уже нет, — покачал головой он.

— Почему это? — надменно подняла бровь Кайзерина.

— Потому что ты любишь меня, а я люблю тебя, — развел руками Баст.

— А ты меня любишь?

— А тебе нужны слова?

— Вероятно, нужны… были, но ты все уже сказал.

— Я сказал, — подтвердил он и поцеловал ее в губы.

И в этот момент тяжесть окончательно ушла из сердца, но прежде чем провалиться в сладкое "нигде", она вспомнила во всех деталях тот сон, где видела вывеску "Контрольная комиссия".

— Что будем делать? — спросил Нисим Виленский. Сейчас, в занятом союзными войсками Мюнхене, он смотрелся весьма естественно со своими сивыми патлами — одетый в мешковатую форму чешского прапорщика.

— Ждем еще пять минут, — ответила она, чувствуя, как уходит из души тепло, выдавливаемое стужей отчаянной решимости, — и валим всех.

— Мои люди готовы.

— Вот и славно, — она вдруг перестала чувствовать сердце…

"Господи, только бы он был жив!"

В пивной их было трое: она — в платье бельгийской медсестры, Виленский и еще один боевик Эцеля, имени которого она не помнила, одетый в форму французского горного стрелка. На противоположной стороне улицы, в квартире над парикмахерской сидели еще четверо "волков Федорчука". Эти были в советской форме, потому и не высовывались, — кроме Виктора, торчавшего сейчас на улице, никто из них по-русски не говорил. А Федорчук стоял на перекрестке, изображая майора-танкиста из армии Кутякова, смолил папиросы и развлекал болтовней двух русских регулировщиц.

"Господи…" — ей очень не хотелось никого убивать.

Война закончилась, и все были живы…

"Пока".

Но если через пять минут Баст не выйдет из здания Контрольной комиссии, умрут многие…

— Идет! — выдохнул Виленский, которому и самому, наверное, надоело "ждать и догонять".

"Идет…"

Она подошла к окну и увидела, как вышедший на крыльцо бывшей школы Себастиан фон Шаунбург надевает шляпу.

— Отбой…

"Мистика какая-то…"

Выстрел, выстрел, словно над ухом ломают сухие толстые ветви, и еще один…

Ба-бах !

— Вы в порядке, Кайзерина? — спросила по-немецки Герда. В ее голосе звучала тревога, а грассировала она так, что мороз по коже.

"В порядке? А черт его знает!"

Где сейчас лихая носила Баста, знал лишь бог, да, может быть, гестаповское руководство. Последний привет — " Тьфу, тьфу, тьфу! Не последний, а последний по времени " — долетел откуда-то с юга, чуть ли не из ставки самого Франко или Мола, или еще кого-то из этой "многообещающей" компании. Однако в результате, она снова здесь, хотя и не должна бы. Но сердцу не прикажешь, и потом "однова живем", и все такое…

Прилетели из Франции пять дней назад. Она, Герда и любовник Герды Роберт Капа…

На аэродроме Прата — всего в десяти километрах от Барселоны — дым стоял коромыслом и в прямом и в переносном смысле. Что-то горело на краю взлетного поля, и над "этим чем-то" клубился густой черный дым и летел — стелясь над желтой сухой травой — жирный чад. То ли их бомбили — кто, интересно? — то ли лоялисты сами запалили один из своих аэропланов в неразберихе и общем бардаке, царившем здесь. Не поймешь, что у них тут приключилось, но на поле смешались вместе гражданские и военные самолеты, машины и люди, и вдобавок — какие-то конные повозки. Было жарко, душно, шумно и отвратительно воняло сгоревшим бензином.

— Пойдемте в штаб! — предложил по-французски встречавший их офицер-летчик. — Я представлю вас полковнику Сандино.

Фелипе Сандино — каталонский военный министр, а по совместительству еще и командующий ВВС — большая шишка. В штабе сидели, стояли и бродили пилоты, пили кофе и что-то еще — возможно, и покрепче, чем лимонад — курили, разговаривали друг с другом, рассматривали карты, в общем, — занимались множеством разнообразных и зачастую непонятных постороннему дел. А между ними расхаживал невысокий седой человек в синей блузе с закатанными рукавами и пытался — впрочем, похоже, без видимого успеха — вникнуть во все эти многочисленные дела…

Капа фотографировал, Герда тоже. Оба они были воодушевлены необычайно, переживая нечто похожее на экстаз, но Кайзерине все это было не сильно интересно. Она ожила лишь тогда, когда их доставили в отель. Вот здесь было действительно интересно. Отель "Ориенте" на Рамблас-де-лас-Флорес по-настоящему дорогой и фешенебельный. Но в вестибюле, рядом с портье в шитом золотом сюртуке болталась вооруженная охрана, присланная реквизировавшим гостиницу профсоюзом. А в ресторане, рядом с сервированным хрусталем и серебром столом, за которым "пировали" Кайзерина и ее новые друзья, шумно выпивали простые рабочие парни, перепоясанные пулеметными лентами наподобие незабываемого матроса Железнякова из "Ленина в Октябре"…

— Вы в порядке, Кайзерина? — спросила по-немецки Герда. В ее голосе звучала тревога, а грассировала она так, что мороз по коже.

"В порядке? А черт его знает!"

— Вполне, — улыбнулась Ольга. — Извините, Герда, задумалась.

— Завтра мы едем в Мадрид, — сказала Герда, в глазах у нее недоверие боролось с презрением. — Русские тоже едут, и этот американец… Как его? Присоединитесь?

Американцем был, как ни странно, Хемингуэй, а русскими — Кольцов и Роман Кармен. По первости, у нее от неожиданности чуть родимчик не приключился. Вот, вроде бы, не первый случай и пора бы привыкнуть, но каждый раз, как в первый!

— Поедем, — почти равнодушно пожала в ответ плечами Кайзерина. Она " все еще витала где-то там "… Образ был почти родной, только чуть меньше "золота и бриллиантов", а алкоголь и все прочее как всегда, как везде…

— Поедем, — согласилась она, одарив Герду туманным взглядом — Почему бы и нет? Я здесь уже все видела…

Видела… Купалась голая при луне, — Герда тоже едва не соблазнилась, но революционная сознательность ее удержала, — пила горькую с руководством ФАИ в отеле "Риц", превратившемся в штаб анархистов, и в отеле "Колумб". Провела почти целый день, общаясь с социалистами, как ей показалось куда более вменяемыми, чем анархисты, но слишком пресными, правильными. В общем, на отсутствие разнообразия грех жаловаться. Коммунисты, поумовцы, какие-то заумные левые христиане… В Барселоне — жарко, накурено, как в кабаке, и шумно. По ночам стреляют. В Каталонии неспокойно, и в столице провинции каждый день по центральным улицам кортежи грузовиков везут на кладбище погибших. Кайзерина посетила одну церемонию, постояла, послушала речи на малопонятном ей языке и решила, что следующий визит нанесет к Святому Семейству. Она так и поступила, и не разочаровалась.