И. Намор - Будет День

— Пойду, переоденусь, — сказала Вильда, покидая столовую, но глаза ее при этом блестели так, словно она…

"Чувствуется режиссура моей "любимой кузины"… Что?"

Но Кейт всего лишь выдохнула дым из ноздрей и приподняла задумчиво левую тщательно "выписанную" бровь.

Баст посмотрел на нее с интересом, затушил только что раскуренную сигарету и встал из кресла.

— Это ведь то, что я думаю? — спросил он тихо.

— Ну, я и не думала, что тебя придется чему-нибудь учить, — так же тихо ответила Кейт. — Достаточно, что пришлось повозиться с твоей… женой.

— Хотел бы я знать… — начал было Баст, но Кейт ему договорить не дала.

— Чужая душа потемки, — сказала она, вставая. — А женская — тем более. Я подожду вас в биллиардной… — и выпорхнула, не оглядываясь, из комнаты, а Баст постоял еще секунду или две, глядя ей вслед, потом покачал головой и направился своей дорогой.

Он поднялся на второй этаж и, пройдя по коридору, остановился перед дверью в спальню жены — их общую спальню, если на то пошло, в отличие от личных апартаментов Баста, примыкающих к его кабинету.

"Вопрос в том…" — но бог свидетель, он даже не понял, о чем подумал. Просто мелькнула какая-то мысль, неважная и необязательная, вот Баст на ней и не сосредоточился. Не уловил, не распознал, не постиг, — и немудрено. То, что началось накануне, во время звонка Вильды, никуда не исчезло. Напротив, наваждение это только окрепло, и личная встреча с Вильдой и Кайзериной лишь добавила "масла в огонь". А потому, стоя перед дверью, Баст даже не задумался, зачем он это делает, и где пролегли границы его нынешних нравственных императивов. Все это стало вдруг неважно, а совесть — такая субстанция, что даже блистательный Фихте и Шопенгауэр запутались бы, не говоря уже о Ницше. Да, Себастиан фон Шаунбург не зря изучал философию в Бонне и Гейдельберге: ему ничего не стоило самому запутать любого собеседника, а если понадобится, то и себя.

"Мешает ли мне то, что и другие начнут поступать подобным образом? — спросил он себя и сам же себе ответил, отворяя дверь. — Ничуть".

Вильда сидела у высокого овального в тяжелой резной раме зеркала и расчесывала волосы. Вообще-то это мало походило на подготовку к конной прогулке, но Баст об этом даже не подумал, как не обратил никакого внимания и на то, что за считанные минуты, пока оставалась в спальне одна, Вильда успела избавиться от платья, сменив его на пеньюар. Какое там! Вопрос: мог ли он вообще мыслить сейчас хотя бы отчасти рационально? Но даже если и мог, то потерял эту способность уже в следующее мгновение.

Баст шагнул в комнату не в силах отвести взгляд от нимфы, расчесывающей вьющиеся волосы цвета темной меди; хлопнула, закрываясь, дверь, и взгляд мужчины, скользнув по спине и плечам женщины, упал в зазеркалье. И там, в неверной глубине отражения их взгляды встретились, Басту показалось, что глаза Вильды вдруг вспыхнули колдовским зеленым огнем и начали увеличиваться в размерах, а в следующее мгновение она поднялась с изящного низкого пуфика, и одновременно с ее движением вверх — ничем не удерживаемый на плечах пеньюар скользнул вниз…

Но если в начале партии Вильда удивила его необычным дебютом, — подготовка которого не обошлась, разумеется, без руки мастера, — в миттельшпиле Баст взял полный реванш, показав супруге, кто в доме хозяин, и что это может означать в постели, хотя к этому времени они оказались уже на ковре.

"Фашист — полное ничтожество! — мелькнуло в голове Баста, когда он на мгновение вернулся в себя, чтобы еще через мгновение снова рухнуть в сладкое небытие. — Такой женщиной пренебрег! Урод!"

Однако все хорошее когда-нибудь заканчивается. Угасла и страсть, истощив до последней возможности изнемогшие в неравной битве с физиологией тела. Увы, бесконечная любовь получается ("Будет получаться", — поправил себя Олег) только в порнографических фильмах. Вот там заряд никогда не кончается. А в жизни…

"И это ведь мне всего двадцать восемь сейчас, — лениво соображал, лежа на спине Баст. — И я в хорошей физической форме…"

Возможно, он действительно сегодня молод и силен, но за окном уже начало смеркаться, и это наводило на размышления.

"Сколько же времени мы?.."

На удивление, у Вильды сил все еще было много больше, чем у него. И не удивительно. Женщины — пусть и не все, но многие — гораздо выносливее в сексе, чем мужчины. Закон природы, так сказать. Неоспоримая константа бытия…

— Я знаю, — сказала Вильда, садясь рядом с ним.

— Что же ты знаешь? — спросил он.

— Такое не может случиться вдруг… Это правда?

— Что? — он ее совершенно не понимал.

— Кейт сказала, что тебя… ты…

— Ну? — у него не было сил, даже чтобы нахмуриться.

— Ты пережил смерть? — и глаза полные зеленого ужаса.

"Бог мой, что наплела тебе эта женщина?!"

А с другой стороны, как еще объяснить смену модуса операнди?

"Не так и глупо…" — согласился он с Кайзериной.

— В какой-то степени, каждый из нас переживает свою смерть в каждое мгновение жизни.

— Баст, я знаю, что ты умный…

— Но не железный, — улыбнулся он и даже погладил ее грудь. — Тебе придется неделю откармливать меня мясом с кровью, чтобы я вернул себе хотя бы часть сил, оставленных за пару часов в тебе.

— Пару часов? — нахмурилась Вильда и оглянулась на окно. — О, господи! Уже вечер, а Кейт…

— А Кайзерина догадалась, что мы не поедем на прогулку уже через полчаса, после того, как мы не спустились вниз.

— Ты думаешь?!

— Знаю.

— И насколько хорошо ты ее знаешь? — тихо спросила Вильда, покрываясь румянцем. Краснела она стремительно и весьма впечатляюще.

— А ты? — вопросом на вопрос ответил Баст, отмечая, как розовеют уже плечи и грудь Вильды. — Да не смущайся, — добавил он через секунду. — Кисси очень хороший человек и не любить ее крайне сложно. Согласна?

— Да.

— Тогда, чего ты стесняешься или кого ревнуешь?

Весна в Баварии выдалась просто замечательная. Впрочем, если верить "воспоминаниям детства", так здесь было заведено с начала времен или, вернее, с окончания последнего оледенения. Баст, разумеется, не возражал. Чем торчать в сыром промозглом Берлине, лучше путешествовать по Швабии и Вюртембергу, спускаясь к Баденскому озеру, где — в Оберлингене — у него состоялся приятный во всех отношениях разговор с Виктором Вайцзеккером, или "поднимаясь" в Австрию — в Вену и Шарнштейн — где доживали свой век некоторые небесполезные "обломки австрийской империи".

Передвигались, большей частью, на автомобиле и без излишней спешки, останавливаясь на ночлег то в сельских гостиницах, то в замках "друзей дома" и дальних родственников. Пили франконский "штайнвайн" — белые вина из долины реки Майн, и — что следует отметить, — вюрцбургский Hofkeller мог запросто конкурировать с лучшими французскими и итальянскими винами. Впрочем, и пиво здесь было дивное. Даже дамы отдали должное множественности "Францисканеров", "Капузинеров" и прочих "Шпатенов". Ну, а о том, чем и как потчевали путешественников в "рыцарских" замках и деревенских харчевнях можно рассказывать долго и со вкусом, но…