Олег Якубов - Михайлов или Михась?

В международном аэропорту Шереметьево гремела музыка, довольно оживленная и многочисленная группа людей ликовала, поднимая поверх голов какие-то транспаранты и выкрикивая то и дело невнятные приветствия. Это встречали спортсменов, которые, совершив, видимо, поистине гражданский подвиг, умудрились на норвежской лыжне не отстать от каких-то африканцев. Правда, внимание телевидения, представленного вездесущим каналом НТВ, было все-таки обращено к Михайлову. Надо полагать, энтэвэшники получили информацию непосредственно из Швейцарии, от тамошнего своего корреспондента, который накануне днем поторопился «присудить» Михайлову семь с половиной лет тюрьмы (наслушался, видать, доверчивый, Карлу дель Понте), а теперь вот заглаживал собственный промах. Довольно лаконично ответив на вопросы телевизионщиков, Сергей высоко над головой поднял руку с разомкнутыми указательным и средним пальцами — Виктория! И проследовал к выходу. А здесь его уже ждали не менее предусмотрительные друзья, которые, как выяснилось позже, на всякий случай прихватив теплую одежду, встречали в этот день все рейсы из Женевы.

Мы довольно долго ехали куда-то через заснеженную морозную Москву, потом оказались в уютном ресторанчике, где, как я вскоре понял, отмечали день рождения старшей дочери Сергея — Александры. Поначалу родные не хотели справлять день рождения, но кто-то настоял: а вдруг Сергей именно сегодня вернется, вот будет ему сюрприз. И сюрприз получился на славу. Было много тостов, веселья и всего того, что должно быть, когда после долгой разлуки встречаются родные, любящие друг друга люди, твердо верящие, что, несмотря на все невзгоды, они будут вместе.

Впрочем, из того вечера, калейдоскопа незнакомых лиц, шума и веселья я уже мало что помню. Запомнился лишь вот какой эпизод. Когда уже садился в машину, чтобы ехать в гостиницу, ко мне подошел московский адвокат Михайлова Сергей Пограмков — мы к тому времени уже были знакомы. Пограмков сказал, что, по словам Михайлова, у меня-де хранятся какие-то очень важные документы и будет лучше, если я передам их ему, адвокату. На что я, как мне казалось, резонно возразил: «Сергей просил, чтобы эти бумаги на-ходились у меня, отдам их только ему лично», — и, захлопнув дверцу машины, откинулся на мягкую спинку сиденья, мгновенно провалившись в сон. Журналист устал.

Через пару дней после возвращения в Москву Сергей собрал дома друзей, пригласил и меня. Ночью мне нужно было улетать, но решил, что на эту встречу пойду непременно, хоть на пару часов. Признаюсь, мне не терпелось увидеть тех пресловутых солнцевских, о злостной силе которых я за эти годы так много читал в газетах самых разных стран мира. Познакомившись сначала с Виктором Авериным и Арнольдом Спиваковским, увидев и услышав на многочисленных судебных заседаниях самого Сергея Михайлова, я уже отчетливо понимал, что «Солнцевская» ОПГ — это искусно созданный миф, которым очень удобно манипулировать спецслужбам самых разных стран мира, включая и саму Россию, где, собственно, этот миф родился и постоянно пополнялся самыми невероятными страшилками.

Два с лишним годом публикуя статьи, репортажи, интервью о женевском деле Сергея Михайлова, имея неограниченный доступ ко всем материалам, которым располагали адвокаты (на самом деле такое право предоставлялось любому журналисту, будь на то его желание, хотя желающих-то и не оказалось), я, как никто другой, понимал, что никакого дела нет. Собственно, в конце следствия, когда уже материалы готовились к передаче в суд, высокопоставленные представители швейцарской юстиции и не скрывали даже, что они готовят показательный процесс — в первую очередь политический, нежели уголовный. Вслух не озвучивалось, но по намекам и недомолвкам, которые были красноречивее любых слов, становилось ясно, что приговор Михайлову должен стать грозным предупреждениям всем русским бизнесменам, у которых возникнет не только желание, но и сама мысль о своем «вторжении» на Запад, ведении здесь бизнеса. Отсутствие каких-либо доказательств вины Михайлова его сатрапов нимало не смущало. И два года понадобились им отнюдь не для сбора доказательств. Это время было необходимо, чтобы создать образ «крестного отца русской мафии», создать так, чтобы никто даже не помыслил усомниться в том, что перед ними злодей новой формации. Русский, что весьма важно, злодей. И, надо сказать, в этом они преуспели. Редко какое издание или телевизионный канал устояли от соблазна помусолить этот лакомый кусочек. Если где-то шла речь о незаконной торговле оружием, тут же находились «мудрые» аналитики, усматривающие в этом след Михайлова. Наркотики, проституция, отмывание денег, рэкет — ну как тут без Михайлова?! Странно, что его еще в скрытом каннибализме не обвиняли. Но, увлекшись огульными, ничем и никем не подтвержденными обвинениями, швейцарская юстиция забыла о той судебной демократической системе, которая была создана в их же стране. Присяжные желали видеть доказательства, им, видите ли, документы подавай. А не обнаружив таковых, без тени сомнений все шестеро присяжных единогласно вынесли оправдательный вердикт, заявив во всеуслышание, что сказки, дескать, хороши, когда в уютном домике потрескивают дрова в камине, а суду нужны документально оформленные доказательства, а также надлежаще подкрепленные и зафиксированные свидетельские показания.

Однако верить в невиновность конкретного человека — это одно, а в непричастность ко всему услышанному целой группы людей — совсем иное. Одним словом, кое в чем я сомневался, полагая, что некая «Солнцевская» группировка, пусть и не в таком устрашающем виде, как ее обрисовали мои многочисленные коллеги в разных уголках света, все же существует. И вот теперь мне не терпелось увидеть этих людей. Стол был обильным, людей собралось много. Описывать яства не берусь — Дюма-отец, непревзойденный в этом жанре специалист, раз и навсегда отбил у всех иных писателей охоту к этому занятию. Да и интересовали меня в первую очередь люди. Я пожимал чьи-то руки, называл свое имя, выслушивая и тут же забывая их имена, — в этом калейдоскопе приветствий запомнить кого-то конкретно было просто немыслимо. Мне было любопытно все — как они одеты, как общаются друг с другом, особенности их речи, как едят, пьют. Говорили обычное, матерились в меру — рассказывая анекдот «с перчиком». На блатном жаргоне не изъяснялись вовсе. Особо пьяных я тоже не приметил, хотя рюмки поднимали регулярно, за произнесенные тосты их опустошая либо ополовинивая, — одним словом, обычная мужская компания. Только одно я понял из разговоров — здесь дей-ствительно собрались солнцевские. То есть те, кто родился либо долго жил в Солнцевском районе Москвы и не видел ни малейшей причины скрывать место своего обитания, как не приходит и мысли в голову скрывать свою географическую принадлежность киевлянам или питерцам, москвичам с Плющихи либо с Тверской. Одним словом, никакой банды, или, как предпочитали обозначать этих людей в СМИ, «организованной преступной группировки», я не обнаружил, с чем и убыл ночью в Бангкок освещать ход про-ходящих там Азиатских спортивных игр.