Максим Далин - Запах разума

А я не энтомолог.

Я просто всё ещё в шоке, мне дико. Я всем телом чувствую чужое и пытаюсь осмыслить слово «никогда». Никогда не вернусь домой. Никогда не увижу Ришку. Никогда не зайду в старый милый магазинчик «Библиофил» на Лиговке. Никогда не стану ни журналистом, ни писателем. Никогда не буду есть борщ с чёрным хлебом. Никогда не поцелую девушку. Никогда. У меня болит душа, я близок к панике, да что там — я близок к истерике. Мне страшно и плохо, очень страшно и очень плохо. И вдобавок очень хочется пить, тошнит от рвотного привкуса.

Хорошо ещё, что вовсе не так жарко, как могло бы быть в джунглях. И не так влажно, нет ощущения парилки. Да, мы вспотели, но — не жарче, чем летом у нас в Ленинградской области. И не влажнее. Нормальные испарения леса средней полосы… но это ощущения, которые я не могу никому доказать.

Мы шли медленно; вероятно, ребята чувствовали себя такими же усталыми и разбитыми, как я. У нас не было возможности отдохнуть после перехода, выпить воды, прилечь — а ТПортал ещё не достиг того совершенства, чтобы, пройдя через него, солдат тут же кидался в бой. И идти было тяжело. Заросли, и впрямь плотные, как в джунглях, расступались лишь кое-где; в идеале их надлежало бы прорубать мачете, но у нас ничего не было, мы могли только раздвигать ветки голыми руками. Калюжный дёрнул в сторону колючую плеть, она упруго выскользнула из его руки, хлестнула по лицу. Он выматерился, вытер ладонью кровь — на скуле и щеке осталась глубокая царапина. Ещё один путь инфекции. Мне жаль Калюжного?!

Денис вздрогнул и остановился, показывая пальцем вверх — мы остановились, и я тут же увидел то, что его поразило. Это был крохотный птеродактиль — более точного слова для этого существа я придумать не смог.

Размером с воробья, не больше. Его лысая клювастая головка выглядывала из облачка белых пушинок, пушистое жабо спускалось вниз, к животу — и исчезало под, я бы сказал, панцирем из мелкой блестящей чешуи. Существо свернуло беспёрые крылья, и их голые кожистые кончики торчали где-то сзади, а спереди я явственно видел торчащие светлые косточки, обтянутые пергаментной перепонкой. А вот ножки оказались совсем воробьиные, цепкие — пальцы удобно держались за ветку.

Воробьиный птеродактиль посмотрел на нас, склонив на бок ящеричью головку, пронзительно свистнул или пискнул — я уже много раз слышал из листвы такой писк — и вспорхнул. Мы смогли разглядеть его хвост — длинный и тонкий змеиный хвостик с парой кожистых наростов по бокам; эти наросты раскрылись, как хвостовое оперение у самолёта.

Сперва мы молчали, провожая существо глазами. Оно летело стремительно, крыльями взмахивало резко и редко, как воробей — и вскоре исчезло из виду. И тут же ко мне повернулся Калюжный.

— Чё это? — спросил он озадаченно и хмуро. — Таких не бывает?

— На Земле, — сказал я. — На Земле не бывает. Здесь бывают.

Кудинов сморщил нос.

— Ах, ты же, Господи! Зоологов развелось — не протолкнуться, ёпт… Разумовский, ты всех летающих ящериц знаешь в лицо? Или, скажешь, ящерицы не летают?

— Да нет, — сказал я. — Летают. Но не такие и не так. Это не совсем ящерица, Витя.

— Слышь, умник, — Кудинов попытался насмешливо улыбнуться, — давай уже не будем, а? Это, может, заповедник. А ящерица — редкая. Может, редчайшая вообще, из Красной Книги…

— Они тут не редкие, — возразил Денис. — Я всё время слышу, как они пищат.

— Ещё одна, бляха! — выпалил Калюжный и ткнул пальцем.

Над нами и вправду пролетел ещё один птеродактиль, без хвоста, величиной, минимум, с ворону. Он был очень ярок, изумрудно-алый, и чешуйки на его боках вспыхивали искрами на солнце.

— Два вида летающих рептилий? — спросил я Кудинова. — За две минуты, да?

— Этот — такой же, — фыркнул Кудинов. — Только тот был детёныш, а этот уже вырос… Да и вообще, ша! Сказано — Индия.

— Мужики, — подал голос Багров, — а как думаете, эти ягоды есть можно?

— Один раз любые можно! — выдал Калюжный и сам захохотал над немудрящей шуточкой.

Денис обиделся:

— Серёга, я серьёзно!

Ягоды сплошь осыпали колючий кустарник, буйно разросшийся чуть в стороне от нашего пути. Кустарник весь щетинился шипами, длинными, как шпильки, и острыми даже на вид, листьев на нём было меньше, чем шипов — но ягоды, которыми он был усыпан, выглядели прекрасно. Этакая декоративная малина, крупная, как садовая клубника, сочного розового цвета, желтоватые семечки просвечивают сквозь полупрозрачную мякоть…

— Чего-то слишком красивые, — сказал Кудинов. — Ядовитые, наверное.

Я подошёл поближе и, тщательно расположив пальцы между шипами, потянул за ветку. И тут из колючих зарослей, с писком резиновых игрушек и шёлковым хлопаньем крыльев, взлетела целая стайка маленьких птеродактилей. Они были даже мельче воробьёв, зато окрашены пёстро, как попугайчики: их покрытые чешуйками тельца переливались синим, зеленоватым, лимонным, а кожаные перепонки беспёрых крылышек казались перламутровыми.

Они были прелестны, эти существа. Я бы сказал, совмещали в себе обаяние птиц и маленьких ящериц, вроде сцинков.

— Они ягоды ели! — радостно сказал Багров. — Значит, неядовитые!

И прежде, чем кто-то из нас успел среагировать, он сорвал пару ягод и засунул в рот.

— Багров, ты дурак или сроду так?! — заорал Кудинов, но было уже поздно.

— Между прочим, вкусные, — сказал Денис с широкой улыбкой и сорвал ещё пару. — Сочные. И на вкус — как лимонад «Буратино». Не очень приторные. А я пить хочу дико.

— Ладно, — буркнул Кудинов. — Засекаем два часа. Если за это время Динька не сдохнет, нам тоже можно попробовать. Будешь у нас морской свинкой, Багров.

— А чего, привыкать мне, что ли? — хмыкнул Денис, уминая ягоды. — Будто я и так не морская свинка для «Иглы»! До сих пор не сдох — что мне сделается? Подумаешь… зато пить не так охота, сразу отпустило.

Не надо бы это трогать, подумал я, но мой рот тут же наполнился слюной отвратительного вкуса, а рука сама потянулась к ветке. Между колючками, кроме листьев и ягод, торчали белёсые шпеньки — так выглядели веточки, с которых ягоды кто-то сорвал. Не только Денис — видимо, и какие-то другие существа. На некоторых ягодах я заметил повреждения от клювиков маленьких птеродактилей: этим было не под силу проглотить ягоду целиком, и они отщипывали кусочки мякоти.

Вряд ли то, что едят животные, ядовито, отчётливо сказал внутри моей головы голос жажды. А Калюжный, пока я раздумывал, уже успел нагрести целую горсть и отправить её в пасть. Смешно было думать, что он сумеет терпеть два часа, мучаясь жаждой и глядя на эти ягоды!

Ну и плевать, решил я. Чему быть, того не миновать.

Я положил ягоду в рот. Она была прекрасна на вкус, кисло-сладкая, с нежным привкусом — после определения Дениса и мне было не отделаться от сходства с лимонадом «Буратино». Мне тоже стало легче, а услужливый внутренний голос тут же начал декламировать, что ягодный сок явно менее опасен для здоровья, чем вода из открытого водоёма.