Артем Луниш - Близнецы

И сейчас он только улыбнулся на сбивчивый, перегарный шепот Прыжова и спросил, — это точно? Извините, но Вы пьяны.

— Точно, точно. Не знаю, кто, может, тот мальчишка нас выдал, и Нечаев приказал…

— Такие вопросы должны бы общим собранием решаться, — заметил Степан, — но делать нечего. Сейчас — это прямо сейчас.

— Хорошо. Подождите здесь.

Он вернулся в дом, попрощался со взволнованным священником, наспех соврав, будто у их гостя, старинного его приятеля, невесть за что арестовали племянника. Батюшка сочувственно поохал и даже благословил напоследок, но помощи не предложил.

Вдвоем с Прыжовым они перетащили все необходимое в коляску и умчались в город.

Летели во весь опор, кони хрипели, взметая тяжелыми ногами клубы поземки, ветер хлестал лица сухими снежинками, у Прыжова снесло его чиновничью фуражку, у Степана размотался и в ненастное зимнее небо шарф. Разговаривать невозможно было, и с трудом докричался Степан до Прыжова, чтобы тот остановился в положенном месте.

Это была беднейшая окраина города. Река — здесь широкая, мелкая, с пологими берегами — окружена была голыми прутьями ив, а за ивами тянулись тесно сдвинувшиеся темные домишки. Ни в одном окне не горел свет, и собаки не лаяли. Их здесь и не держал никто: нечего было охранять.

— Становись, становись! — кричал Степан, и длинные волосы его развевались, путаясь в звездах, и борода вилась по ветру. Он, может быть, страшен был, потому что Прыжов, обернувшись наконец, тоже закричал что-то и чуть с козел не свалился. Степан схватил его за воротник и кое-как объяснил, что нужно.

Остановились подле длинных, приземистых складов купца Тинникова, торговавшего красками. Степан выгрузил ящик зажигательной смеси, выудил из кармана револьвер и безмятежно направился к дверям склада. Прыжов, не дожидаясь продолжения, помчался дальше. Его грандиозный, абсурдный план, кажется, осуществлялся. В огне, который съест почти весь город, исчезнут и забудутся предшествовавшие пожару убийства. Никому и в голову не придет что-то там расследовать, а если все же и придет — на Прыжова уж ничто не будет указывать. С восторженным воплем несся он по пустым зимним улицам, не жалея лошадей и не боясь разбиться. Прыжов ехал к себе домой.

Когда Вова вышел из коридора, пьяница лежал совершенно в той же позе, как он он его оставил: лицом в пол, разметав длинные руки-ноги по тесному подъезду. Девочка сидела рядом с ним и тихонько причитала-уговаривала: Тятя, вставай! Тятенька, вставай, пожалуйста! Пойдем домой! Тятя, вставай!

Тятя лежал бородой вниз и молчал.

— Мама-то где у тебя? — спросил Вова.

Девочка подумала, потом робко соврала, — не знаю.

— Ладно, — вздохнул Вова. Прыжова не было, где его искать — непонятно, а значит, делать пока нечего, — поднимам твоего тятю. Ты на каком этаже живешь?

— На втором.

— И то хорошо.

Вова выглянул на улицу — Терентий все так же сидел на козлах, посасывая самокрутку и тревожно поглядывал назад — где-то вдалеке раздавались неясные, дикие выкрики.

— Барин!

— Иди сюда, поможешь, — перебил его Вова, — иди-иди, заплачу.

Терентий неохотно подчинился.

Вдвоем они кое-как втащили тяжеленного бородача по лестнице и пошли коридором — таким же узким и низким, только здесь еще густо пахло сгнившей капустой. Малышка шла впереди и чиркала спичкой, освещая им дорогу.

Комната их поразила Вову теснотой, бедностью и неустроенностью. Терентий же только привычно вздыхал. Потолок нависал, будто не в человеческом жилье, а в шкафу. А с потолка свисали длинные хлопья сажи. Голый пол, голые стены, кровать за серенькой занавеской, крохотная железная печурка, похожая на ведро с трубой, стол, а на столе — свечной огарок и нечищеная луковица. Вот и все, а в комнатушке только и оставалось свободного места, что квадратик посередине — двоим встать, тесно прижавшись друг к другу. Непонятно было, как этот великан вообще здесь жил, и уж тем более непонятно — как его сюда втащить. Кое-как, выгнав всех в коридор, пятясь вслепую и больно ударяясь о тесно сомкнувшуюся мебель, Вова втащил все же пьяницу на кровать.

Встал в дверях, оглядел темную и ветхую комнатенку. Ноги бородача свешивались с одного края кровати, косматая голова — с другого, руки сваливались сбоку и места в каморке совсем не оставалось — разве что под столом.

— Хочешь кушать? — спросил Вова.

— Да, — хором ответили девочка и Терентий.

Вова смерил последнего уничижительным взглядом, — тогда пойдем поужинаем.

Пока спускались вниз (Вове духу не хватило взять ребенка за руку, но девочка сама привычно ухватилась за штанину), слышали, как хлопнула внизу подъездная дверь.

— Поспешать надо, — сказал Терентий, — уведут лошадок-то.

Но никому их кони были не нужны, более того, рядом с упряжкой Терентия стояла еще одна — черногривые, взмыленные лошади недобро косились на них дикими глазами, фырчали и били копытами. Девочка испуганно ойкнула.

— Это кто ж сюда на колясках приезжает? — поинтересовался Вова.

— Это Анны Игоревны упряжь, — ответил Терентий, — только ей здесь делать нечего.

— Ну-ка, подожди, — сказал Вова, — бери девочку и садись.

— Я сейчас вернусь, — сказал он девочке, деликатно отцепляя крохотные пальчики.

— А если не вернетесь? — тревожно спросил Терентий.

— Чего это ты еще выдумал! — разозлился Вова, — конечно, вернусь.

— Я тогда лучше домой, к папке, — заплакала девочка, как плачат обыкновенно дети — не от горести какой, а от тревоги или испуга.

— Укрой ее чем, — посоветовал Терентию Вова и скорее бросился обратно в подъезд.

Коридор был наполнен мутными, багровыми отсветами, впереди раздавался непонятный треск, шум падающих предметов, тревожные, хриплые и визгливые со сна голоса; пахло гарью. Вова побежал вперед.

Все чище становился красный свет, навстречу Вове стремились тысячи и тысячи тысяч черных тараканов, они полностью покрывали стены и пол, и потолок, и оттого казалось, что и сам коридор движется к нему навстречу, засасывает Вову в черную жаркую воронку. Наконец он добежал до тупичка — здесь уж чувствовался жар большого пламени. Левая дверь была распахнута, оттуда плыл по коридору красный жар. А в самой комнате — тесной и совсем уж голой, ярко освещенной огнем — на полу была свалена горящая куча одежд (мужских и женских), книг, кажется, даже париков… Рядом суетился и напевал, еще что-то подкладывая, толстый, раскрасневшийся Прыжов.

— Что вы делаете? — оторопело спросил Вова.

Прыжов обернулся. Лицо его было черно от копоти, вздыбленные волосы потрескивали, глаза дико сверкали. Ответить он не успел — почерневшие, подточенные золотистыми огоньками доски потолка подломились с оглушительным треском. Взметая тучи пыли и расплескав по стенам быстрые золотистые искры, прямо на голову Прыжову спорхнул домашний половичок. Прыжов смахнул его, закричал что-то, бросился на Вову, сбил его с ног и выбежал из комнаты.