Василий Щепетнёв - Переигровка - 2. Выбор Пути

Я вернулся в купе, предварительно, на вежливый манер, постучав в дверь.

Попутчик переоделся в спортивный шерстяной костюм.

— Так вы всё-таки русский?

— Почему всё-таки? Я русский, да. Безо всяких «всё-таки».

— А ответили почему по-английски?

— Мы с вами пока на чужой территории. Следует соблюдать осторожность.

Попутчик улыбнулся, махнул рукой:

— Вы впервые за границей?

— Да.

— Тогда понятно. Нет, вы правы, болтать лишнего за границей не нужно, но мы уже в вагоне и очень скоро будем на нашей территории. Да и вообще, Финляндия — не враждебная страна, она не в НАТО.

— Финляндия нет, а вот отдельные финны…

— Нет, нет, уверяю вас, здесь мы можем говорить совершенно свободно.

Этого я и боялся. Говорить, говорить, говорить… Мне хотелось помолчать. Матч утомил меня. Не сказать, чтобы очень сильно, но утомил. И Кереса тоже. Керес даже собрался лечь в санаторию после Нового года. В финскую санаторию. Мы с ним к концу матча наладили вполне нормальные отношения. Не дружеские, нет, конечно. Корректные. Могли переброситься парой нейтральных фраз, и тому подобное. У него в Финляндии близкие друзья, у Кереса. Родственники жены, ещё кто-то, так что он в Союз не торопится. И, уверен, насчёт призовых у нашего государства к Кересу претензий нет.

Их и ко мне нет. По закону. Просто посольские по привычке хотели взять на арапа. Мол, сдавайте валюту, граждане! От чистого сердца! По доброте душевной. Как вступают в ДОСААФ, Общество друзей природы и прочие добровольные общества.

Действительно, ввозить валюту в СССР по закону я не мог. Вывозить валюту из СССР по закону я опять не мог — ну, за исключением особо оговоренных случаев. Открыть счёт в зарубежном банке я, находясь в СССР, тоже не мог, даже и физически. Но вот будучи за границей открыть вклад в зарубежном банке, разместив заработанные «белые» деньги — имел право полное. Спасский недавно сто тысяч долларов поместил, свой гонорар матча с Фишером. Не повёз в Россию. И ничего. Пошипели завистники, Павлов, главный спортивный чиновник страны, даже бумагу в ЦК написал, а со Спасского — как с гуся дождик.

Поговорить с попутчиком… Отчего не поговорить с толковым человеком, я за время, проведенное в Хельсинки, намолчался изрядно. Но меня на инструктаже предупреждали: с незнакомцами не откровенничать, со знакомцами не откровенничать и подавно. Рекомендуется побольше молчать, а если молчать никак нельзя, то затрагивать темы погоды, спорта, классической музыки, а речь зайдёт о современности — всячески подчеркивать преимущества советского строя, и сворачивать на хоккей. В хоккее наше превосходство особенно наглядно.

При всей кондовости этих инструкций я знал, что составляли их люди неглупые. Сколько человек погорели из-за болтливости, говоря не там, не то, и не с теми. И не с недобитыми беляками или фашистами, не с агентами ЦРУ, а со своим же братом, советским человеком. Поговоришь по душам, да под водочку, а там, глядишь, на тебя уже и бумага: «преклонялся перед достижениями капитализма путем приобретения бритвенных лезвий «Матадор».

Или того хуже.

— Скоро между Москвой и Хельсинки будет ходить прямой поезд, — не без гордости сообщил попутчик. — Я, собственно, для этого и ездил в Финляндию: уточнять детали и проводить кое-какие согласования. Представьте, как будет удобно: целый поезд! Сел в Москву, и до самого Хельсинки ешь, пьешь, веселишься! С вагоном-рестораном.

Отсутствие вагона-ресторана меня не очень печалило. Не рискую я есть вагонно-ресторанную продукцию. После того, как болел на чемпионате СССР, в еде я стал осторожен. Да и нужды особой в нем не было: и позавтракал, и пообедал я плотно, а уже к двадцати трём мы будем в Ленинграде, там наши вагоны прицепят к московскому поезду, и ранним утром — здравствуй, столица!

— Скоро — это когда?

— На будущий год! А что? Колея что у нас, что у финнов одна, тысяча пятьсот двадцать четыре миллиметра. Осталось с электричеством разобраться.

— А что, электричество разное?

— У нас постоянный ток, у финнов переменный, — сказал он без уверенности. — В крайнем случае, будем менять локомотив, дело нехитрое.

За окном проплывала Финляндия. Теоретически. Практически видно было отражение нашего купе. Чёрное зеркало. Ночь в Финляндии. Изредка мелькали огоньки, но что это было — хутора, полустанки, или финские призраки зимней войны манили неосторожных путников лживым гостеприимством, не разобрать.

— А откуда вы знаете мое отчество — Михайлович?

— Видел вашу фотографию в «Гудке». Три дня назад.

— Вы читаете «Гудок»?

— Другой советской газеты в тот день в гостиничном киоске не оказалось. Разбирают наши газеты.

— Финны?

— Все. Наша газета — это не какие-нибудь ширли-мырли.

— И вы запомнили? Меня? Там же фотография — едва так себе. Маленькая.

— Были написаны фамилия, имя, отчество. И когда вы представились, я начал вспоминать.

— Ну да, логично… Ну и память у вас, однако!

— Профессиональная, — но профессию уточнять не стал. Достал из рундука чемодан, из чемодана лыжный костюм. На лыжах в Финляндии я ходил два раза. В парке. С инструктором. Брал напрокат лыжи, а инструктор обучал меня азам финского лыжного хода. Я бы хотел и больше уроков, но рождество… Финны празднуют.

Из деликатности сосед вышел.

Я переоделся, повесив на вешалку путевой костюм. Завтра, перед приездом в Москву надену. А пока так, лыжником спать буду.

Я уселся, раскрыл «Советский спорт». Восторгались победами сборной по хоккею на кубке Известий. Сообщали, как готовятся к будущим чемпионатам лыжники, биатлонисты, конькобежцы. И совсем немножко, в уголке, о пятой победе Михаила Чижика над Паулем Кересом, после чего счет стал пять — ноль в пользу чемпиона СССР.

Маловато будет.

Подошли к границе. Остановились.

— Вайниккала, — сказал вернувшийся попутчик. — Меняем локомотив.

Я посмотрел на часы. Семь пятнадцать. А кажется — глубокая ночь.

— Ничего, к девяти будем в Выборге, быстренько пройдем досмотр, а там — свобода! Родина! Россия! — порадовал попутчик.

— А финны? Они когда досматривать будут?

— А сейчас и досматривают.

Хорошо быть финским пограничником. Пришли, понюхали, и ушли, влепив печать в паспорт.

На следующей станции, Бусловской, уже наши пограничники начали проверку. Поезд едет, у погранцов служба идёт.

Зашел один — и сразу стало тесно.

— Покажите, что везете.

Я открыл рундук.

— Что в чемодане?

— Одежда. Фрак, смокинг, вечерний костюм…

— Так много?

— Положено. Я выступаю перед зрителями.

— Ясно. Что в сумке?

— Водка. Две бутылки водки. «Финляндия»

— Покажите.

Я показал.

— Красиво жить не запретишь, — с завистью сказал досматривающий.