Василий Щепетнёв - Переигровка - 2. Выбор Пути

Но то когда будет, а сегодня холодно. И не то беда, что холодно, а то, что мы совсем не ждали, что нас пошлют на мороз встречать высоких гостей из Мали. И потому оделись соответственно. Тепло, но не очень. Десять, пятнадцать минут подождать транспорт можно, но дольше…

А мы стоим почти час.

Дело было так: пришли на лекцию по биофизике, тут и объявили: всем организованно получить флажки и выйти на проспект Ильича встречать иностранную делегацию. Дружеский визит из республики Мали. Время пошло!

И мы пошли.

Флажки были пустяковые, разовые. На палочку надевается бумажный флажок размером в листок школьной тетрадки. У половины — наш, советский, у другой — республики Мали. Хотя Суслик утверждал, что это флаг Румынии. Какая разница, машины с малийцами будут ехать быстро, не разглядят. А нашим и вовсе безразлично, чей флажок.

Мы стояли вдоль проезжей части, выглядывая, не показалась ли делегация. Её мы узнаем по сопровождению ГАИ, и ещё — это будут обе городские «Чайки».

Иностранные делегации к нам приезжают редко. Последним был Фидель Кастро, в июле семьдесят второго. Я сам пошёл, многие пошли его встречать. Безо всяких понуканий. Шёл дождь, но мы дождались.

Так то — Фидель, а тут неизвестно кто. Никого не знаю в далекой и жаркой Мали. То есть совершенно. Думаю, приехали денег просить. И побольше, побольше. На построение социализма.

Суетились преподаватели, прохаживаясь вдоль жиденьких рядов и поддерживая энтузиазм. Наш институт растянулся на два квартала. Ну, не весь институт, а первый и второй курсы. Остальные занимаются на клинических базах, в самых разных концах города, а то и за городом, и не факт, что их вообще мобилизовали.

— И когда же приедут дорогие гости? — спросил я у препода.

— Когда надо, тогда и приедут, — и препод попытался протереть очки, на которых, как водится в мороз, сконденсировались пары дыхания и образовался тонкий, но непроглядный ледок.

— Тогда мы идём погреться, — сказал я. И двинулся, ведя за собой Надежду и Ольгу. За нами потянулась и группа.

— Куда? — почти закричал препод. Был он, по-моему, с кафедры гигиены, до которой нам ещё расти и расти.

— Ильича, шестнадцать, — ответил я.

— Не срывайте мероприятие! Я доложу в деканат!

— Непременно, — сказал Суслик. — В письменном виде. Не забудьте написать, что продержали на морозе в минус шестнадцать градусов и при северном ветре от пяти до восьми метров в секунду студентов в легкой одежде в течение часа. Чистосердечное признание, Вениамин Борисович, оно облегчает…

— Я не Вениамин Борисович, я Сергей Сергеевич, — ответил препод.

— А я Виталий Самойлов. Будете писать, обязательно укажите это. Чтобы дело поручили не маме, а другому прокурору. Конфликт интересов, знаете ли.

— Какое дело?

— Оставление подведомственных вам студентов в условия, угрожающие жизни и здоровью. Статья сто двадцать седьмая уголовного кодекса РСФСР. Впрочем, вам всё разъяснят, — и мы пошли дальше. А Сергей Сергеевич пусть разбирается, писать ему донос, или не писать.

— Нехорошо это, — сказала Надежда.

— Совсем плохо, — согласился Суслик. — Отвратительная организация. На какое конкретно время назначено мероприятие? Что мешало предупредить накануне, чтобы мы тепло оделись? Или хотя бы на час раньше — чтобы те, кто близко живет, сбегали домой, переоделись. Почему не обеспечили горячим питанием? Сменой, когда одни греются, другие машут флажками? Нужно разобраться, от кого и когда поступило распоряжение, нет ли здесь преступной халатности. У меня уже болит горло. А если у кого-нибудь случится воспаление легких? Или отморожение чего-нибудь? Встреча иностранной делегации — дело серьёзное, а его пустили на самотёк. Не подготовили, не провели разъяснительную работу… И за меньшие промахи… — он не закончил, махнул рукой.

Матереет Суслик. Прямо на глазах матереет.

Но тут мы пришли к цели.

Проспект Ильича, дом шестнадцать — это здание Чернозёмского почтамта. Большое, солидное здание, возведено в 1909 году, о чем указывает дата на фасаде. В то время в Черноземске жителей было впятеро меньше против нынешнего, но, видно, строили с расчетом на будущее, и не ошиблись: внутри и сейчас просторно. Особенно утром в понедельник.

Мы сели за большой дубовый стол, человек на пятнадцать точно. Все уместились. Таких столов по залу стояло с полдюжины — письма, что ли, писать, или прессу почитывать. Кто знает, как оно было, до революции?

Сейчас на столе, покрытом плексигласом, были казенные письменные приборы — чернильницы, канцелярские ручки, телеграфные бланки, бланки для переводов, для посылок, подписные каталоги и бланки — вот хоть прямо бери и выписывай «Правду», «Огонек» или «Женминь Жибао». Это Сеня Юрьев отыскал в каталоге зарубежных подписных изданий. Вроде бы с Китаем у нас не очень, чтобы очень, а выписать газету — запросто. И стоит не дороже «Труда».

Я полистал, в надежде найти «Фольксштимме» — а нет её. Странно.

— Возможно, потому что Китай — страна социалистическая, а Австрия — капиталистическая, — предположила Ольга, когда я поделился печалью.

— Но газета-то коммунистическая! — возразил я.

— Но платить-то за неё нужно твердой валютой, — ответила она. — С Китаем, наверное, взаиморасчеты, мы им «Правду», они нам «Женминь Жибао», а австрийцам шиллинги подавай.

— Ещё вариант — здесь лист вырвали, — сказала Лиса. — Страницы пропущены.

Пойти, поискать другой каталог не хотелось. Лень. И ноги болели, отогреваясь с мороза. Видно да, здорово мы охладились. Вовремя ушли. А то и правда легко отморозить пальцы. И ничего смешного. Только больно.

— Ну, а как оно там, в Австрии? — спросил Сеня.

Мы вернулись в Москву в пятницу, задержались в столице на сутки: я отчитывался перед Спорткомитетом, у девушек были свои дела. Приехали в Чернозёмск вчера утром, а сегодня вышли на занятия. И увиделись с сокурсниками.

Понятно, им интересно.

Люди, помимо прочего, делятся на тех, кто был за границей, и кто не был. Если брать послевоенное поколение, то первых очень немного. Вот и интересно.

— Австрия, она такая… — начала Лиса. — Капиталистическая. Если у тебя много денег, то можно жить красиво. Рестораны, магазины, роскошное жилье, в общем, чего душа пожелает, то и купишь. Если с деньгами средне, то и живешь средне. Но все время переживаешь, как бы не потерять деньги, работу, здоровье. Ну, а если денег мало или вовсе нет, тут и говорить не о чем. Без денег жизнь плохая.

— Без денег жизнь везде плохая, — сказала Нина Зайцева.

— Не спорю. Но видишь, вон — объявление? — показала Лиса.

Действительно, у дверей на большом, с газету, листе ватмана было написано: «Требуются сортировщицы почты, почтальоны, операторы-телеграфистки».