Прекрасный Старый Мир

А вот в Акрополе я даже слегка изумился: политические постройки Антверпена не несли элементов эллинической архитектуры, вот просто совсем. Управа, например, к которой подкатил везущий нас мобиль, была выполнена в виде украшенной национальными “округло-данскими” барельефами пятиэтажной избы. Ну не вполне избы, но тупоносая двускатная крыша начиналась с второго этажа, оставляя для пятого совсем небольшой закуток. И ни колонн, ни антаблементов каких.

Впрочем, нетрадиционная архитектура препятствием нашему входу в Управу (ну или магистрат, или авделинг по дански) не стала, так что ведомые нашим водителем, очевидно политиком если и не высокого ранга, то к начальству приближённым, мы без препятствий достигли верхотуры.

В кабинете же начальствующем нас встретил дядька изрядно колоритный: под два метра ростом, здоров, как медведь, пронзительно рыжий. С бородищей, которую я бы назвал купеческой, но не мог, поскольку заплетена она была в могучие косицы.

— Поздорову, Добродум, друже! — пробасил на более чем приличном славском дядька, рванув к начальству моему столь резво, что у меня рука к цербику дёрнулась.

После чего Леший оказался заключён в истинно медвежьи объятия, так что я даже несколько о сохранности жизни его задумался. Впрочем, помирать вроде бы его змейшество не собиралось, так что решил я насладиться представлением.

— И тебе… уф, поздорову, Аскульдр, — пропищал Добродум. — Отпусти, медведь такой, задушишь, — жалко канючил он, на что хозяин, хмыкнув, мощи начальственные освободил.

— Хускарл твой новый? — тыкнул медведь в мой адрес.

— Секретарь, — отрезал Добродум.

— Конечно, а к сбруе оружной он дернулся за чернильней, — заухал дядька. — Ладно, как знаешь, друже. С чем приехал?

— Всё с тем же, с согласованием действий возможных, — ответствовал Добродум, протянув в мою сторону клешню свою коварную, в которую я саквояж и всучил.

— Ну согласуем, никуда не денемся, — пробасил Аскульдр.

— Ормонд Володимирович, — явно затруднился Леший.

И затруднение тут было весьма моему сердцу приятное. А именно, хозяин меня принял и назвал хускарлом, помощником-телохранителем, доверенным лицом Добромира. И сказать, что я там трелл какой поганый, Леший может, он такой. Но меня это оскорбит, как сотрудника, как человека и многое подобное. Да и сам Добродум морду свою змейскую уронит. Да и работать нам с ним, а уж я за трелльство мстю учиню жуткую в страшности своей, и знает его злонравие сие.

Но с другой стороны, изгнать меня из кабинета в текущем положении и не выходит иным, кроме трелльства, способом. Но сведенья обсуждаемые, очевидно, для моих ухов не предполагались. Вот и змеится его змейство, придумывая, как извернуться.

— Не беспокойтесь, Добродум Аполлонович, посижу тут в уголке, ежели уважаемый Аскульдр… — выдержал я паузу.

— По имени зови, Ормонд. Да и по-нашему нарекли, добро сие. Присядь, скоро эль доставят, — широким жестом “разрешил” лешие затруднения хозяин.

Сам Добродум оком своим злонравным повращал, меня оным постращал, но словеса, его распиравшие, проглотил. Присел с хозяином за стол, дождался эля, внесенного вполне приглядной девицей с косами, да подняла наша троица здравицу друг другу.

А вот после начали они с бумагами согласовывать вещи, от которых я малость худеть начал, в смысле самом прямом. А именно, возможная поддержка данскими судами и десантом боевой операции на территории островов.

Вот ведь незадача, у нас тут война на носу, а я усталый, потягивал я вполне сносный эль, приводя мысли в порядок. Впрочем, беседа некоторые мои мысли успокоила.

— И как мы вас вытащим, ежели бритты злонравные законы презреют? — вопрошал Аскульдр.

— А что ты вытащишь, Аскульдр? Кости ломаные или пепел? — злоехидно ухмыльнулся Добродум. — Если пойдут бритты на таковое, то война, и не жить их племени на Земле. А множить жертвы, биясь во врата Лондиниума без поддержки — дело дурное.

— Вот что скажу, друже, и слова мои от всех Полисов Данов. Коли презреют бритты законы и договоры, то не будут даны ждать. Поднимем Лондиниум на меч, никого не дожидаясь. Кости и пепел, говоришь, спасём? Так лучше, чем на поругание оставить. Так Полисам Гардарики и передай, — отрезал он, складывая лапы на могучей груди.

И шла эта беседа часа три, впрочем, больше о включении данов и славян в общую систему оповещения и связи. По окончании Леший бросил “пойдём, хускарл” столь ядовито, что я за целостность пола данской управы опасение поимел. Что прожжет полы у неё ядом добродумским аж до ядра земного.

В мобиле Леший молчал, листал бумажки. Добрались мы до гостевого дома, в нумер поместились, после чего бросил на меня начальник злонравный взор, тяжестью планете подобный, обеспечил приватность разговора и, дергая веком вопросил:

— И как ваше поведение понимать прикажете, Ормонд Володимирович?

— Прямо и как есть, Добродум Аполлонович, — по-доброму улыбнулся взявший себя в руки я. — Мне вам устав Управы напомнить требуется, как секретарю?

— Не требуется, — скрежетнул зубом Леший.

И тут дело вот в чём. Будучи секретарём, я приносил присягу несколько более жёсткую, нежели прочие служащие. По сути, получая “допуск до тайн” уровня самого Лешего. И ежели его “секретские танцы” были хоть и некрасивы, но оправданы на “испытательском сроке”, то творимое ныне — прямое нарушение устава себе в угоду. Как минимум потому, что ежели Леший помрёт, от избытка яда внутреннего, например, то в Полис я доставлю слова его и собеседников.

— Ситуация нестандартная, требований к секретности требующая беспрецедентных, — скорчился, как от зубной боли, Добродум. — И перед отбытием я бы вас спросил согласия на поездку, без санкций служебных, — невесть с чего дополнил он.

— Добродум Аполлонович, я даже говорить не буду, что вам коллегия гражданская скажет насчёт “секретности поперёк устава”, — начал было я, но был перебит.

— И не скажете, с санкции президиума коллегии сие, — оскалилось начальство. — Ладно, слушайте уж, уж лучше сам скажу, чем надумаете невесть что. Правда, сомневаюсь я, что возможно больший бред умыслить, чем есть на деле, но в ваших талантах не сомневаюсь. В этом году все Полисы на островах стали бриттскими. Организована некая Уния Бриттских Градов, в которую, помимо всех Полисов островов, входит часть полисов заокеанских и Африканских, пока лишь на бумаге, впрочем, — выдал Леший.

А я сидел, как пустым мешком из-за угла в темноте приголубленный. Через полминуты подобного сидения я раззявил пасть и изрёк плоды своих размышлений:

— Пиздец, — на что Леший покивал злоехидно. — Так, погодите, Добродум Аполлонович, так какое, к лешему, посольство? Договор нарушен, нам-то что там делать, кроме как помирать героически, в смысле, как идиоты последние, — уточнил я на всякий.