Прекрасный Старый Мир

Впрочем, отойдя от гнева праведного через некоторое время, я злопыхать на Володимира если не перестал, то интенсивность полыхания уменьшил. Резоны его понятны, да и вправду, ежели девка окажется ах как чудесна, мне угодна, то и бес бы с ним. Да и по времени, на поисках амурных приключений (которые доселе сами меня находили, не без иронии отметил я) скорее экономия выйдет.

В общем, решил я на гульбище сие коварное всё же явиться. Ну а там — как повернётся, посмотрим.

До седьмого дня седмицы было три дня. Которые у меня ушли как на штудии, так и на две поездки, которые, к слову, штудиями же и были заполнены. Причём Леший морду свою злокозненную, преувеличенно-озабоченную, из окна кабинета являл, якобы в заботе, чтобы я мимо мобиля не промахнулся.

Кстати, довольно любопытным был момент “трудовых традиций”, в управах бытующих. И выходило, что ежели ты простой служащий, то срок службы твоей дневной оговорен, договором подтверждён, как и дни выходные. Пришёл, отсидел от звонка до звонка да покинул Управу, хоть всё в тартар сыплется, дело не твоё. Ну а коль потребен начальству, то срок оплачивается сверх, причем, не менее оклада двукратного, но принýдить к работе сверх срока служебного тебя не вправе.

А вот с начальниками выходило веселее. Они отвечали “за результат”, соответственно, ежели всё так чудесно и замечательно наладили, что им, положим, на службу являться не надо, так и не являйтесь. Но любой просчёт, ошибка и прочее подобное — их прямая вина. И чем начальник выше, тем область ответственности больше, что и закономерно.

Так что на уровне Лешего вопрос “дня служебного” не стоял, он был на службе беспрерывно, покуда жив и на должности. Естественно, не умирал на службе, тут как раз вопрос организации. Но и графика не имел, а соответственно, и я, как его секретарь “полевой”, не имел оного. За сие, кстати, имел оклад содержания денежного повышенный, например, Младен, став главой ведомства, в деньгах как бы не потерял. Продвижение по служебной иерархии ускоренное, тот же квестор, которым я стал “с ходу” — звание среднего политика, даваемое в большинстве своём уже гражданам.

А ещё я утрясал своё “понимание Мира Полисов”, которое было подвержено немалым тектоническим потрясениям: от “бандитского одарённого” до садистских шаек. Первое восхищение “разумностью и правильностью” олеговой части меня пропало, так что стал я вдумываться без “розовых очков”.

И выходило, что всё равно Мир Полисов устроен разумно, правильно, на благо обитателям своим. Но строится людьми. Откуда и произрастают недостатки пусть и немногочисленные, но как заметные, так и бешено бросившиеся мне в очи на фоне “благолепия в среднем по лечильне”. А построить благолепие полное и всеобщее, пребывание на воздусях всевозрадоснейшее с человеками не выйдет. Тут нужны “другие человеки”, хмыкнул я, припомнив вечную “беду” власть имущих Мира Олега.

Да и ряд задумок моих, ежели доживу с Лешим злонравным в начальниках, некоторые проблемы решить сможет. Пусть и путём “сожжения живьём заживо”, хоть и не ожидал такового, путь и в целом оправданного казнильного зверства.

Так что провел я дни перед обедом званым в тренировках и штудиях. Единственное, в чём справедливость и добронравие, мне свойственные, проявив, так это в явке в ведомство довольствия. Где пристально посмотрев с полминуты на Серонеба, вполголоса озвучил: “мортира осадная”, покивал значительно и скрылся, не дожидаясь когда позеленевший и пастью воздух хватающий жадина найдётся, что ответить.

Тоже, кстати, не самая здоровая тяга к оружию, но тут понятно: компенсаторные реакции Ормонда, довольно мальчишеские стремления Олега, да всё это крепко приперчено как пониманием, что в моих реалиях оружие и впрямь жизнь спасает, так ещё с практикой сие подтверждающей.

Но ежели над жадиной-Серонебом поглумиться — дело доброе, то мортиру осадную я брать не буду. Хотя… влезет она в коляску диплицикла, а ежели распорки… На этом мысли свои милитаристские оборвал, а то таким макаром передвигаться я буду вскоре в титане боевом из сказки Мира Олега про мир молотков боевитых. Причём в лавку за хлебушком на ём же, похмыкал я.

В итоге, в день оговоренный помытый и побритый я (последнее меня стало доставать, но редкая белобрысая щетина моя как-то не способствовала растительность на челе отпускать) явился в отчий дом. Гульба и кутёж уже начались, выражаясь в банкетных столах, поскольку сборище не семейное, а более деловое. Отец с партнером своим и женой его на темы некие беседовал, кивком меня соизволив поприветствовать, братья тоже с какими-то домашними гостей беседу вели, выпустив в моём направлении девицу. Что меня окончательно уверило в коварстве немыслимом и покушениях на волю мою злокозненных.

Вообще, подобные “договорные браки” были на удивление распространены, но в среде как раз купцов и ремесленников. И дело тут не столько было в “слиянии дел”, которое как раз, согласно законам Полиса, лишь в ущерб пойдёт. Обычно таковым как раз партнёры маялись, когда хотели в надёжности друг друга большую уверенность обрести, становясь родичами в некотором смысле.

И не сказать, чтобы сожительство по расчёту чем-то хуже основанного на страстях было, но и не сказать, что лучше. Тут ведь вопрос в договоре был, который “брак пред богами” в Полисе заменял. А в договоре этом может быть хоть рабское положение для сожителя, например. По крайней мере, теоретически, на практике же связывались договором лишь совершеннолетние, могущие родичей с их коварными планами послать весьма далеко.

Ну а ежели совершеннолетний принуждаем “денежным вопросом” или чем-то подобным, так его это проблемы: в Полисе возможность себя обеспечить у самого криворукого и негодящего есть, так что без куска хлеба, послав своден родных, таковой отказник не окажется. Ну а коль не любо жить трудом своим и на пайке не слишком жирном, значит, продался, а продавшись, что, к слову, в Полисах и не осуждалось, будь любезен договор исполнять.

Так что решил я с девицей, мне сватаемой, как минимум познакомиться: внешне, по крайней мере, девица мне немало приглянулась: этакая стройная (возможно, чрезмерно, видимо гимнастка… а еще отличница, политесса и просто красавица, мысленно хмыкнул я) зеленоглазая овечка. Последнее определение в моём воображении вызвано было тем, что бледно-золотые волосы девицы были мелких завитков, вполне напоминая руно.

— Ормонд Володимирович Терн, квестор Посольской Управы, — щёлкнул каблуками я, склонив голову.

— Милорада Поднежевна Сулица, — ограничилась именем девица, вычеркнув “политесса” из списка своих гипотетических достоинств.

— Милорада Поднежевна, есть у меня предложение, — окинул я округу взглядом.