Прекрасный Старый Мир

— Какое же, Ормонд Володимирович? — закономерно заинтересовалась девица.

— Не знаю как вы, а я со службы, — понизив голос, начал я. — И поужинать бы не отказался, но вот оглядите эти взгляды, алкания и вопроса полные, — указал я на и впрямь бросаемые на нашу парочку всяческими родственниками зырки. — Мне кусок в горло не полезет. Да и познакомиться нам не помешает, но без подглядов злокозненных, как я мыслю. Так что у меня есть предложение, — склонился я к ушку собеседницы, на что та, выслушав мои слова, хихикнула и кивнула, заработав в моих глазах как минимум балл.

Так что, совершив быстрый обход родных и гостей и быстро поприветствовав их, поймал я Авдотью, реквизировал у неё поднос и под недоумевающими взорами окружающих учинил налёт на банкетный стол, уставив поднос снедью, да прихватив бутыль вина с бокалами. После чего, вооруженный подносом, с Милорадой, положившей мне ладонь на сгиб локтя, покинул сборище. Сборище от этого офигевало, правда не все: Володимир, сводня злокозненная, незаметно ухмыльнулся, Энас же вообще втихомолку подмигнул и жест восхищённого одобрения показал.

Девица же, несколько раз оглядывалась и от рож ошалевших соизволила пару раз хихикнуть. А покинув гостиную, направился я в беседку сада, благо, денёк выдался вполне пригожий. Где, расположившись и перекусывая, завели мы беседу.

Точнее, через пару минут и колбасок, завёл я, поскольку девица молчать изволила, округу оглядывая и на меня время от времени взоры кидая.

— Признаться, в затруднении я, Милорада Поднежаевна, — прожевав и культурно не чавкая изрёк я. — А потому, спрошу для начала, возможно, не вполне уместное, но как по мне, самое важное. Вам самой то это сожительство возможное угодно?

— Недаром батюшка предупреждал, что тернисты вы, Терны, без меры, — хмыкнула девица. — Вот только не находите, Ормонд Володимирович, что прежде чем такой вопрос задавать, надлежит самому на него ответить?

— Нахожу, — признал я резонность высказывания. — Что ж, живу я не отцовском домом, с семьёй связан лишь отношениями тёплыми и узами родства. Нужды в подобном сожительстве и в скором обретении потомства для себя не вижу. Однако, сказать что супротив этого всем конечностями, так же не могу. Впрочем, в последнем случае, я бы и не явился на текущее сборище, — уточнил я. — Тут всё от вас зависит, точнее от того, глянемся ли мы друг другу, — озвучил я охренительно романтическое признание.

— Я, признаться, близкое к вашему понимание имею, — спустя полминуты озвучила девица. — Батюшка предупреждал, простите уж, Ормонд Володимирович, что обильны вы телом непотребно. Так что были у меня мысли, ежели всё так, как изначально представлялось, отчий дом покинуть, — призналась она.

— А есть куда? — резонно заинтересовался я. — Ежели секрет, то неважно, но интересно мне, вы видитесь мне ровесницей моей, то есть ежели и на службе, то недавно. Да и должность при представлении не указали, — напомнил я.

— Секрета тут особого нет, рифмитической гимнастикой я занимаюсь, ещё с гимназиума. Высшей ступени не кончала, — уточнила она. — Но успехи имею, на представлениях гимнастических выступала, как самостоятельно, так и в составе группы, — ответствовала она. — А по возрасту, шестнадцать лет мне в этом октябре исполнится, — призналась она.

Ну, с “гимнасткой” это я точно угадал, отметил я. А рифмическая гимнастика — это близко к художественной гимнастике Мира Олега, да не совсем. Во-первых, она несколько ближе, насколько я понимаю, к танцу. Те же групповые выступления, это скорее балет, правда, более “свободный” в движениях. Да и одиночные туда же. Ну а во-вторых, всё же это состязания гимнастические, где судейство есть и места. В общем, дело у девицы есть, правда, зависящее от прилежания её, да и формы. Так что, выходит, что беременеть со страшной силой у неё намеренья нет. Ну, ежели не пленилась красотой моей и статями до степени такой, что готова всё бросить вот прям сейчас.

— Это выходит, что вы к сожительству с деторождением скорейшим тяги не имеете, — озвучил я. — Ежели не глянулся я вам столь сильно, что голову потеряли.

— Не имею, — кивнула девица. — И вы, Ормонд Володимирович, хоть муж приглядный, но не настолько. И полноваты всё ж, — почти неслышно добавила она.

— А у вас, небось, на примете глиста какая в тунике, точнее, и без неё? — внутренне потешаясь, выдвинул пузо я.

— Не глиста! — гневно засияла глазами девица, узрела рожу мою ехидную, покраснела щеками и выдала: — Вот же терн вы, Ормонд Володимирович!

— Аз есмь, — покивал я головой и колбаской на вилке. — На том и стоим. Ладно, Милорада Поднежевна, давайте думу делать, как нам родичей наших в курс расстройства планов ихних вводить.

— И сразу расстройстве? — возмутилась(!) девица. — Не глянулась вам я?! — обидчиво и на чудо логично выдала она.

— Почему же, глянулись, — прожевав кусок, ответствовал я. — Ну раз уж разговор такой пошёл, смотрите: сожительство сие я обеспечивать службой смогу в полной мере, года два ближайших уж точно. После же, поскольку мыслю будущее своё я в научных дисциплинах, средств станет поменее, но стеснения в еде и первейших нуждах не будет, это я могу твёрдо обещать. Хоть и роскошествовать первое время не выйдет. В занятиях я ваших препятствий не вижу, кроме одного: скорейшего рождения наследника, семья Терн в этом заинтересована, — пояснил я. — Моими же условиями будут пребывание дома в вечернее время, отсутствие отказа в телесной близости, отсутствие любовников и друзей сердешных. В остальном, в ваши занятия лезть не буду, да и поддержу вас по мере сил. Ну и, окромя последней вашей фразы, показали вы себя девицей в общении приятной, разумной, так что, думаю, и для совместного досуга темы и занятия, не только в близости телесной найдём. Ежели устраивает сие — пойдем родных радовать, — развёл лапами я.

Девица на протяжении моего монолога пару раз покраснела, пару раз побледнела, даже разок задумалась, глазки закатив. Наконец, по окончании его, уставилась на меня глазищами зелёными и выдала:

— Не знаю, — что вызвало у меня рожу столь перекошенную, что заторопилась она дополнить свой ответ. — Да погодите вы, Ормонд Володимирович! — чуть не плача, выдала она. — У вас всё просто, а вот я и вправду не знаю. Вещи вы разумные говорите, видно, основательные, но мне-то что делать? Мне вы не противны, но есть… впрочем, бес бы с ним, если что: за два года столь разумных речей от него слышала. Но ребёнок… это на два года от гимнастических штудий меня отвратит! А вернуться к гимнастике…

— Сможете, — равнодушно отрезал я. — Терапефты не столь дороги, да и сам смогу, возможно, к сроку должному вас в форму должную привести.

— А вы одарённый? — удивлённо уставилась она на меня.